Курт искренне верит, что это был заговор.
– Это была настоящая афера, – говорит он. – Это была попытка использовать нас в качестве примера, потому что мы выступаем за все, что идет вразрез с конформистской американской сферой развлечений. Это была охота на ведьм. Это было слишком похоже на дело Фрэнсис Фармер, и с нами обошлись невероятно жестоко. Социальные службы взяли статью Vanity Fair и сняли с нее копию, а затем взяли анализ мочи, который Кортни сделала в первом триместре беременности, и использовали его как предлог, чтобы забрать нашего ребенка.
Никто не знал о происходящем, кроме очень близкого внутреннего круга Nirvana. Учитывая то, что пара боролась за опеку над своим собственным ребенком, и тот факт, что в качестве доказательства, по сути, использовалась журнальная статья, их острая реакция на последующие плохие публикации начинает становиться более понятной.
Кортни все еще расстраивается, когда рассказывает эту историю. Ближе к концу своего рассказа о фиаско с Vanity Fair эта жесткая, на первый взгляд неукротимая женщина начинает открыто плакать.
– Одно дело – потерять свой авторитет или быть публично униженным, но совсем другое – забрать нашего ребенка, а ведь с ней все было в порядке, – говорит Кортни, всхлипывая. – Я не принимала наркотики во время беременности, я бросила сразу после того как узнала, что беременна. Я пошла и получила всю необходимую помощь, которую только могла получить. Я обошла всех врачей в городе. У меня есть медицинские записи, доказывающие это, а они просто мучали нас.
Казалось, надежды уже не было. Врачи, правительственные учреждения, пресса – все были против них. В какой-то мрачный момент они достали пистолет Курта и подумали о том, чтобы покончить с собой.
– Это было так унизительно, и казалось, что так много влиятельных людей решили добраться до нас, что эта ситуация казалась безнадежной, – говорит Курт. – Мне казалось, что мы никогда не победим. Это было невозможно. Мы действительно хотели покончить с собой. Все случилось в очень неподходящее время для женщины, пытающейся избавиться от гормональных проблем из-за того, что у нее только что родился ребенок, а я только что избавился от наркотиков, и тут на меня наваливается все это. Было слишком много дерьма.
Но в конце концов они решили отложить оружие в сторону.
На следующий день Nirvana вылетела в Англию, чтобы выступить на закрытии фестиваля в Рединге 1992 года. Английская пресса распространяла слухи о том, что группа на грани распада из-за состояния здоровья Курта. Сам он говорит, что слухи были совершенно необоснованными.
– Нет, это была классическая, типичная английская журналистика, – устало говорит он. – Погоня за сенсациями. Я совершенно не уважаю английский народ. Меня от них тошнит. Я думал, что никогда в жизни не скажу ничего расистского, но эти люди – самые высокомерные, самоуверенные, дотошные люди, и они абсолютно не обращают внимания на эмоции других. Они вообще не считают других за людей. Это самые холодные люди, которых я когда-либо встречал.
Курт лично составил список выступающих в этот день, намеренно опустив «жалкие британские группы». Организаторы фестиваля поначалу возражали против включения The Melvins и Screaming Trees, но Курт пригрозил, что откажется от участия в фестивале, если их не включат. Кроме того, в расписании этого дня были старые друзья, такие как L7, Mudhoney и Eugenius, а также Pavement, Ник Кейв и The Bad Seeds и шумная трибьют-группа Abba Björn Again.
Весь день шел дождь, и посетители фестиваля купались в традиционной грязевой ванне. Наконец настала очередь Nirvana. Курт выкатился на сцену в инвалидном кресле и больничном халате, как бы насмехаясь над всеми слухами о своем плохом самочувствии. Однако еще меньше недели назад его рвало, и он упал на койку, когда родилась его дочь; накануне он собирался покончить с собой. Во всяком случае, Nirvana отыграла великолепное шоу – восьмерка по десятибалльной шкале, по мнению Курта. Десятки тысяч английских голосов подпевали практически каждой песне полуторачасового сета. Группа играла с ошеломляющей силой. Слухи о кончине Nirvana были сильно преувеличены.
И все же споры вокруг группы никуда не исчезли. Два главных британских музыкальных еженедельника договорились о написании статей о группе для обложки во время европейского тура в начале лета. Melody Maker согласился опубликовать материал, написанный давним другом и сторонником группы Эвереттом Тру, сразу после интервью, в то время как NME хотел издать статью на шесть недель позже, чтобы выход статьи совпал с фестивалем в Рединге. Nirvana также требовала, чтобы статью написал Кит Кэмерон, у которого сложились хорошие отношения с группой благодаря тому, что он писал о них с тех пор, как летом 1990 года вышла обложка Sounds. В то время как Тру легко уходил от споров, Кэмерон столкнулся с многочисленными слухами разочарованных фанатов, одним из которых был он сам сам.
После интервью с группой на концерте в Валенсии, Испания, Кэмерон написал, что группа, или, по крайней мере, Курт, начали вести себя как те самые самодовольные динозавры, которых они презирали и вытесняли. Они пропускали саундчек по необъяснимым причинам, всячески препятствовали интервью и фотосъемке и, с большой долей вероятности, употребляли тяжелые наркотики. Статья описывала череду связанных с наркотиками слухов, многие из которых, как оказалось, были не так уж далеки от истины.
– Они начали принимать героин, это самый дерьмовый прием из всех, – писал Кэмерон. – От ноунеймов до суперзвезд и снова до лохов всего за полгода! Должно быть, это рекорд.
Камерон писал, что, когда он задал вопрос на счет слухов о героине, Курт предложил проверить его руки на предмет наличия следов от уколов. Конечно, их не было, потому что к тому времени он уже сидел на метадоне.
Но настоящей мишенью статьи с заголовком «Любовь разлучит нас» была Кортни. В статье цитируется один из членов команды, который называл Кортни Злой Ведьмой Запада, в то время как кто-то другой во время тура вспоминал Курта как хорошего парня, «ДК – до Кортни». Кэмерон даже положил глаз на Джанет Биллиг, которая недавно присоединилась к Gold Mountain, чтобы работать с Nirvana и Hole.
– Ее роль в этом турне – нечто среднее между нянькой и губкой, – писал Кэмерон, – потакание прихотям и впитывание всего избыточного дерьма Кортни. Кортни, – заключил Кэмерон, – это настоящая заноза в заднице. Группа была на грани распада, и это была ее вина (сейчас Кэмерон признает, что на него оказала влияние статья Vanity Fair).
Кэмерон столкнулся с Куртом и Эриком Эрландсоном на традиционной постконцертной встрече в отеле Ramada в Рединге. Курт отругал его за статью, а Эрландсон вылил ему на голову стакан водки с лаймовым соком. Они ушли, оставив Кэмерона буквально рыдать на плече фотографа NME Стива Дабла.
– Я написал то, что, как мне казалось, было очень деликатным, – говорит он.
Кэмерон до сих пор остается персоной нон грата в лагере Nirvana.
– Если и есть какое-то ощущение предательства Nirvana, которое на самом деле, вероятно, не было правдой, то это именно та реальность, которую я обнаружил в тот день в Испании, – говорит Кэмерон. – Эта группа была моим вдохновением. Они были самым значимым музыкальным событием в моей жизни. И они стали тем эталоном, которым обычно не становятся твои любимые группы, по крайней мере точно не мои. Я был потрясен этой реальностью.
