И все же на шестом десятке Мадонна держалась и выглядела так, словно была на двадцать лет моложе. Она стала носить перчатки, чтобы люди прекратили обсуждать ее руки. На концертах она проделывает трюки, требующие серьезной физической подготовки: надо всегда стремиться совершить «что-нибудь невероятное», как говорила она в интервью Rolling Stone: например, прыгать со скакалкой и одновременно петь
[224]. Она усыновила двоих детей. Сделала Джастина Тимберлейка и The Neptunes продюсерами своего нового альбома. Развелась с Гаем Ричи. Стала встречаться с двадцатилетним. Открыла по всему миру сеть спортивных клубов, названных в честь альбома Hard Candy, с девизом «Чем труднее, тем лучше». Она стала активной в социальных сетях; переняла подростковый сленг; выпустила сингл на Snapchat. Она допустила вопиющие оплошности в интернете, в том числе используя n-word, говоря о своем сыне; присвоила изображения борцов за гражданские права для продвижения своего последнего альбома Rebel Heart. Она сравнила эйджизм с расизмом и гомофобией. Отшлепала Кэти Перри. И Дипло. Появилась в штанах с вырезом на ягодицах на Met Ball и обнажила грудь (сильно отретушированную) для фотосессии в Interview.
За этим последовало видео для Bitch, I’m Madonna с целой подборкой «крутых» сцен: Мадонна с металлическими украшениями на зубах, Мадонна танцует с огромным телевизором, на котором поет Ники Минаж. Камео Ники Минаж, Кэти Перри и Канье Уэста воспринимались скорее как дань уважения. Да и сама песня производила достаточно жалкое впечатление: это было больше похоже на навязывание своей значимости, чем истинное ее проявление.
Мадонна могла не стыдиться своего возраста, но в борьбе с ним хватила через край. Ее усилия напоминали персонажа Эми Полер в «Дрянных девчонках»: попытки героини вписаться в компанию подружек своей дочери выявляли стоявшую за ними пустоту. Труд постепенно стал не средством для выражения более широких творческих замыслов, а самой темой ее имиджа. Иными словами, может, ее борьба с возрастом и была успешной, но она затмила все остальное, что в ней было интересного.
Именно это, а не «старое тело, пытающееся выглядеть сексуально», и отталкивает людей от Мадонны. Как пишет Линди Уэст, «дело не в том, что она забыла, каково это – быть молодой. Нет, она забыла, как быть новой»
[225]. Она пожирает свое прошлое, со всеми провокационными идеями о сексе, о расах, о демонстрации собственного тела. Что раньше казалось прогрессивным, теперь воспринимается как деградация, включая представление о теле как о главном средоточии силы. Как пишет критик Джулия Берд, «отказываясь стареть, превращая свое тело в научный эксперимент, Мадонна демонстрирует послушание вместо непокорности. Причем это послушание требует здоровья, времени и огромной, нескончаемой траты сил»
[226]. Покорность оказалась не просто регрессивной, но и на редкость скучной.
Посмотрим, как Мадонна отреагировала, когда ее раскритиковали за оголенные ягодицы на красной дорожке Met Gala: «Вы только посмотрите на эту пятидесятишестилетнюю задницу!» Она ведь расчищала дорогу не для всех задниц своих сверстниц, но только для собственной. Выслушав эти претензии в интервью в 2015 году, Мадонна предпочла увести разговор в сторону:
Знаете что? Когда-нибудь это может стать нормой. Когда я писала книгу «Секс», это не считалось обычным делом. Когда я исполняла Like a Virgin на церемонии награждения MTV, у меня задралось платье и был виден зад, разгорелся настоящий скандал. Тогда это выходило за рамки, а сейчас считается нормальным. Когда на съемках «В постели с Мадонной» за мной всюду следовали камеры, это не считалось нормой. Если мне суждено стать человеком, который провозгласит, что женщины и в пятьдесят, и в шестьдесят могут выглядеть так же хорошо, как и в двадцать, так тому и быть!
[227]
Логику Мадонны можно понять: она умела так ломать границы, что они не восстанавливались в прежнем виде. Но ее отношение к возрасту актуально не для всех пятидесяти-шестидесятилетних женщин. Крайне индивидуалистический подход к социальной проблеме, но это не удивительно: помимо попа и постмодернизма, Мадонна воплощает собой и идеи постфеминизма, когда привилегии и желания отдельно взятых женщин ставятся выше прав и равенства всех представительниц женского пола как общности.
Тогда становится понятно, почему Мадонна не задумывалась об эйджизме, пока сама с ним не столкнулась. Хоть она и вопрошала в 1992 году: «Что, по-вашему, в сорок лет жизнь уже заканчивается?» – она никогда не вставала на защиту женщин старшего возраста, когда их упрекали за «чрезмерную сексуальность»
[228]. И пусть Мадонна проделала колоссальную работу, чтобы открыть пути для женщин-музыкантов, она и не думает сотрудничать со «старой гвардией» вроде Дженнифер Лопес или Гвен Стефани. Нет, вместо этого она «тусит» с Арианой Гранде или Кэти Перри, которым впору называть ее бабушкой: ее отчаянно притягивает их юность. Песня Bitch I’m Madonna – наглядный пример такого индивидуализма: власть Мадонны действует только тогда, когда ее признают другие.
В 2016 году в интервью The Daily Beast Ширли Мэнсон, солистка Garbage, сказала о нападках на Мадонну: «Это показатель того, чего общество ждет от женщин, и неравенства между женщинами и мужчинами, существующего по сей день. Очень немногие женщины готовы противостоять восприятию красоты как основной ценности. Мало кто готов оспорить мнение, что настоящая жизнь для женщины заканчивается с молодостью и красотой. Я-то готова и буду делать это до конца своих дней, но многие женщины сдаются»
[229].
Но борьба Мэнсон отлична от борьбы Мадонны. Они, по сути, противостоят друг другу. Мало того, что в карьере Мадонны основная ставка делается на яркую красоту ее тела: эта ставка взлетела на неимоверную высоту, втянув в «торги» и других знаменитостей. И дело не в том, что до Мадонны не было секс-символов, а в том, что для всех других путь к славе был закрыт.
Представление о том, что значимость женщины определяется ее красотой, независимо от ее достижений, ума, от ее личностных качеств, уходит корнями в патриархальный уклад общества. Но если Мадонна оказалась втянута в эту систему, это не значит, что она не может ей противостоять. Понадобится что-то столь же зажигательное, взрывное, как на заре ее карьеры, когда люди начали задумываться над своими предубеждениями насчет женских тел и секса, религии и расы и насчет еще очень многих аспектов. Нужно нечто большее, чем маниакальность клипа Bitch I am Madonna, чем поцелуи, оголенная задница и другие «фишки» из ее последнего репертуара.
