Перед встречей с ханами бахтиаров Поклевский обсудил этот вопрос с английским коллегой. Два посланника договорились заверить племена, что любая центральная власть будет справедливо обращаться с ними, если они вернутся в родные края. Пока же не следует подстрекать их к государственному перевороту.
Ханы тонко чувствовали политическую ситуацию. Уже полвека они поддерживали дружеские отношения с англичанами, многие из них владели акциями Англо-Персидской нефтяной компании или получали субсидии от британского правительства. Но бахтиары сочли, что их будущее зависит от способности установить хорошие отношения с Россией. Стремясь завоевать ее расположение, они сказали Поклевскому, что могут отказаться от прежней вражды к Мохаммаду Али. Только пролитые недавно реки крови не дали им возможности принять активное участие в реставрации бывшего шаха. Однако они не будут препятствовать реставрации, если им позволят покинуть Тегеран и предоставят гарантии безопасности.
Грей отказался поощрять любые действия со стороны бахтиаров; и Нератов, не желавший из-за этого восстанавливать его против себя, поручил Поклевскому иметь дело с ханами в тесном союзе с Баркли. Следовало позаботиться о том, чтобы «не оттолкнуть бахтиаров и не склонить их к отказу от энергичных действий против Шустера и меджлиса, желательных с нашей точки зрения».
5 декабря, после того как Персия отвергла русский ультиматум, несколько ханов бахтиаров посетили Поклевского и сказали ему, что попытаются заставить меджлис принять требования русских. «В случае неудачи, – телеграфировал Поклевский, – они попытаются закрыть меджлис, а если это не удастся, полностью отойдут от дел и постараются покинуть Тегеран до подхода наших войск». Русские готовы были использовать бахтиаров против Шустера и меджлиса, но они не доверяли ханам, чьи политические и экономические интересы были тесно связаны с британцами. Более того, русские боялись, что Сардар Ас'ад может попытаться узурпировать трон, «в высшей степени нежелательная» возможность для России, правительство которой стояло на стороне Каджарской династии.
Русские были полны решимости добиться создания персидского правительства, которое выгнало бы Шустера, распустило меджлис и восстановило порядок. И персы, и британцы опасались, что это означало бы возврат к власти Мохаммада Али. Дж. Бьюкенен даже сказал Нератову, что
Грей скорее предпочтет рискнуть падением кабинета, нежели признает бывшего шаха. Более того, признание русскими реставрации Мохаммада Али приведет, по крайней мере в глазах английской общественности и парламента, к крушению англо-русского соглашения. Грей хотел, чтобы русское правительство дало ему согласие объявить в палате общин, что оба правительства ни при каких обстоятельствах не признают бывшего шаха. Нератов же готов был обещать, что Россия воздержится от его признания, пока ее экспедиционный корпус будет оставаться на персидской территории. «Мы не можем, – заявил Нератов, – взять на себя обязательство не признавать его, если он самостоятельно вернется на трон и будет признан народом, который, возможно, поймет, что это единственный путь восстановить в стране порядок».
Воспользовавшись присутствием в Париже Сазонова, британское правительство через своего посла Ф. Берти передало ему меморандум, излагающий взгляды Грея по персидскому вопросу. Грей считал, что «в Персии должно быть установлено правительство, которое будет придерживаться принципов англо-русского соглашения и уделять надлежащее внимание особым интересам Великобритании и России». Но Британия не сможет признать реставрацию экс-шаха после того, как он проигнорировал все предупреждения русского и британского правительств о том, что ему не следует возвращаться в Персию. Это не соответствовало бы достоинству Англии. Э. Грей надеется, что русское правительство не станет добавлять новые трудности к сложившей ситуации и не допустит, чтобы результатом нынешнего кризиса стала реставрация экс-шаха. Далее в меморандуме предлагалось договориться о приглашении в Персию финансового советника и предоставлении совместного займа для предотвращения хаоса. Однако финансовая помощь будет бесполезной, если Россия станет настаивать на возмещении расходов своей военной экспедиции.
В конце меморандума говорилось о необходимости вывода всех русских войск с персидской территории после выполнения требований русского правительства.
Несмотря на растущее британское давление, Санкт-Петербург твердо стоял на своем. Бьюкенен продолжал протестовать против возможной оккупации Тегерана и реставрации Мохаммада Али. Он снова и снова подчеркивал, что оккупация столицы будет «рассматриваться в Англии как удар по независимости Персии, и, следовательно, по нашему договору с Россией». Нератов отказывался санкционировать заявление в палате общин о том, что два правительства договорились не признавать экс-шаха ни при каких обстоятельствах. Он еще раз заявил свою позицию в меморандуме, утверждая, что русские военные операции не имеют никакого отношения к делам бывшего шаха. Если он воспользуется присутствием русских войск для достижения своих целей, правительство России не признает его без предварительной договоренности с Британией. Русские войска, сконцентрированные в Казвине, не двинутся на Тегеран до 21 декабря, если чрезвычайная ситуация не заставит русского посланника в Тегеране призвать войска ранее. Россия стремится как можно скорее вывести казвинский отряд, и уже сделала бы это, если бы персы приняли ее требования. Русское правительство надеется, писал в заключение Нератов, что не произойдет никаких новых инцидентов, таких, как «нападение на российские учреждения, российских подданных или наши войска; провокационные акты в отношении России, беспорядки и т. д.». Предостережение настолько завуалировано, что превращает обещание вывода войск в бессмыслицу. Ни обмен меморандумами, ни личные переговоры в Санкт-Петербурге, Лондоне и Париже не могли сдержать Россию.
Инциденты были неизбежны. Их также легко могли спровоцировать такие люди, как Похитонов, Миллер или князь Дабижа. Последний телеграфировал из Мешхеда Нератову, что ситуация там «чрезвычайно серьезна». Власти парализованы. Эмигранты с Кавказа, местные революционеры и духовенство ведут агитацию против иностранцев и вооружают народ для сопротивления русскому ультиматуму в отношении Шустера. Население возбуждено, для предотвращения осложнений необходимы русские войска. Уже расквартированных в Мешхеде семидесяти казаков с двумя пулеметами недостаточно. Дабижа просил еще два казачьих эскадрона и пехотный батальон с четырьмя пулеметами для Кучана.
Персидское правительство теряло всякую надежду на внешнюю поддержку. Иностранные парламенты игнорировали мольбы меджлиса. Европейские кабинеты были слишком заняты собственными проблемами и совершенно не интересовались судьбой Персии. Внутренняя коалиция националистов, духовенства и вождей бахтиаров, управлявшая страной с момента свержения Мохаммада Али, трещала по швам. Восуг од-Дойлы делал все возможное, чтобы изменить русский ультиматум. Он уверял Поклевского, что кабинет жаждет выгнать Шустера и возместить расходы. Но он просил изменить формулировку второй статьи русского ультиматума. Статья требовала русского и британского предварительного «разрешения» на назначение персидским правительством иностранных советников. И Восуг од-Дойлы в Тегеране, и Мошавер ол-Мамалек в Санкт-Петербурге пытались заменить слово «разрешение» на «согласие». Нератов считал, что России не следует проявлять уступчивость. Если Персия примет все три пункта ультиматума и если не произойдет больше никаких инцидентов, русские войска уйдут из Казвина. Общее улучшение русско-персидских отношений, по Нератову, зависело исключительно от Персии. Однако меджлис в его нынешнем состоянии никогда не позволит правительству восстановить порядок. Поэтому, если правительство в силах это сделать, Россия рекомендует ему немедленно распустить меджлис и назначить дату новых выборов. 12 декабря Поклевский проинформировал Восуга од-Дойлы, что ультиматум не является предметом для переговоров.
