Мэги закрыла окно, опустила колокольчик к полу и позвонила. Раздался меланхоличный, но ясный звон.
«Камень для Джони Фишера», — подумала она. Это было название одной из книг в библиотеке отца. Она вспомнила, как в детстве спросила его, что это за название, и он объяснил, что у евреев есть обычай оставлять камень на могиле друга или родственника как знак внимания.
Означал лн то же самое этот колокольчик? Смутно чувствуя, что, взяв колокольчик, она сделала что-то не правильное, Мэги сунула его под сиденье, подальше с глаз. Отобрав немного цветов и прихватив фотографию, она направились к могиле еще одной подруги Греты Шипли.
Последней была могила миссис Райнлендер. На фотографии именно этой могилы четче всего видна была ямка вщзле памятника. Раскладывая цветы, Мэги нащупала нужное место.
Мэги надо было подумумать, и она не спешила вернуться в дом, где ей могли помешать. Она поехала в центр города, нашла там кафе и заказала себе булочку с голулубикой и кофе.
«Я просто голодна», — призналась она себе, когда хрустящие булочки и крепкий кофе помогли ей справиться с беспокойством, охватившим ее на кладбище. И снова вспомнилась Нуала. Когда Мэги было десять лет, миниатюрный шаловливый пудель Порги прыгнул на спящую на диване Нуалу. Она вскрикнула, а когда вбежала Мэги, Нуала засмеялась:
— Прости, родная. Чего это я такая пугливая. Кажется, на моей могиле кто-то ходит.
Потом, когда Мэги подросла и хотела все знать, Нуала объяснила, что это была старинная ирландская поговорка, означавшая, что кто-то ходит по тому месту, где тебя когда-нибудь похоронят.
«Должно быть какое-то простое объяснение ее находкам», — рассуждала Мэги. Из обследованных могил, включая могилу Нуалы, на четырех были колокольчики, все совершенно одинаковые по форме и весу. С могилы миссис Райнлендер колокольчик кто-то убрал. Выходило, что на могиле только одной из подруг Греты Шипли не было такого странного подарка.
Допив кофе, она покачала головой, отказавшись от дополнительной порции, предложенной официанткой. В голове Мэги звучало одно имя: миссис Бейнбридж. Подобно Грете Шипли, та жила в «Латам Мейнор» со времени его открытия. Она должна знать всех этих женщин, понимала Мэги.
В машине Мэги позвонила Летиции Бейнбридж по сотовому телефону. Та была у себя в номере.
— Приезжайте немедленно, — сказала она Мэги. — Очень хочу вас видеть. Сегодня утром я была не совсем хороша.
— Еду, — ответила Мэги.
Положив трубку, она достала из-под сиденья колокольчик с могилы Нуалы и положила его в сумочку. Отъезжая от обочины, она невольно вздрогнула. Металл был холодный и липкий на ощупь.
42
Это была самая длинная неделя в жизни Малкома Нортона. Шок после отказа Нуалы Моор продать дом, потом сообщение Барбары о том, что она уезжает к дочери в Вейл на неопределенный срок, сильно его потрясли.
Он должен заполучить этот дом! Страшной ошибкой было сказать Дженис про изменение в Законе об охране окружающей среды Ветленда. Ему надо было рискнуть и подделать ее подпись на закладной. Он был в отчаянии.
У Малкома выступил на лбу пот, когда Барбара по телефону соединила его с начальником полиции Брауэром. Ему потребовалось несколько мгновений, чтобы взять себя в руки и не выдать волнения.
— Доброе утро, шеф. Как поживаете? — сказал он, пытаясь придать голосу радостное звучание. Брауэру было явно не до разговоров.
— Прекрасно. Хотел бы заехать сегодня к вам и поговорить несколько минут.
«О чем?» — в панике подумал Малком, но приветливо произнес:
— Было бы замечательно, но предупреждаю вас, я уже купил билет на Бал полицейских. — Даже на его собственный вкус это была плоская потуга на шутку.
— Когда вы свободны? — спросил холодно Брауэр. Нортон не собирался рассказывать Брауэру, до какой степени он свободен.
— У меня была назначена встреча на одиннадцать, но я перенес ее на час дня. Так что пока я свободен.
— Буду у вас в одиннадцать.
Слушая гудки отбоя, Малком нервно смотрел на трубку в руке. Наконец он ее положил.
В дверь тихонько постучали, и появилась голова Барбары.
— Малком, что-нибудь случилось?
— Что может случиться? Он просто хочет со иной поговорить. Единственное, что приходит в голову, это вечер пятницы.
— Да, конечно. Убийство. Обычная процедура для полиции, опрашивают друзей и знакомых, не помнят ли они что-нибудь на первый взгляд вроде бы не очень сажное. И конечно, вы с Дженис были приглашены на обед к миссис Моор.
Вы с Дженис. Малком нахмурился. Был ли это намек на то, что oн все еще ничего не предпринял для официального развода с Дженис? Нет, в отличие от его жены Барбара не играла ядовитыми словами и намеками. Ее приемный сын работал ассистентом районного прокурора в Нью-Йорке, она, вероятно, слышала от него о происшествиях, везде полно подробностей о работе полиции.
Она хотела прикрыть дверь.
— Барбара, — сказал он умоляющим голосом, — дай мне немного времени. Не оставляй меня теперь.
В ответ она плотно закрыла дверь.
Брауэр прибыл ровно в одиннадцать, очень прямо сел в кресло напротив и сразу перешел к делу.
— Мистер Нортон, вы были приглашены в дом к Нуале Моор к восьми часам в день убийства?
— Да, моя жена и я приехали минут десять девятого. Как вам известно, нам было велено оставаться в доме соседей Нуалы, у Вудзов.
— Когда вы ушли из конторы в тот вечер? — спросил Брауэр.
Нортон поднял брони и задумался.
— Как обычно... Нет, немного позже. Почти без четверти шесть. У меня было дело вне конторы, пришлось занести бумаги и проверить почту.
— Отсюда вы пошли прямо домой?
— Н-не совсем. Барбара... миссис Хоффман, мой секретирь, в тот день отсутссвовала из-за простуды. Накануне она унесла эти документы домой, чтобы поработать с ними в выходные, поэтому я зашел к ней, чтобы забрать их.
— Сколько это заняло времени?
Нортон мгновение думал.
— Она живет в Мидлтауне, было сильное движение, так что около двадцати минут в каждую сторону.
— Значит, домой вы пришли около половины седьмого.
— Возможно, даже еще позже. Ближе к семи, полагаю.
На самом деле он приехал домой в 7.15. Он хорошо запомнил время. Малком отругал себя. Дженис сказала ему, что на его лице было написано все, как в книге, когда Ирма Вудз сообщила про завещание Нуалы.
— Ты выглядел так, словно хотел кого-то убить, — сказала она, издевательски взглянув на него. — Ты даже обмануть не можешь как следует.
