— Это очень грустно, — говорю я, присаживаясь на край кровати. Озерский вытягивается рядом.
— Она знает?
— Нет. Не уверен, вроде бы пока нет. Я… просто устал от грязи, если честно. По этой причине я не могу от тебя отцепиться. Ты хотя бы знаешь, чего точно не хочешь. А это уже полдела. Все мои друзья — наркоманы, нет ни одного, кто бы не имел парочку постоянных любовниц. Нет вообще ничего, что следовало бы хранить. Двое сделали вазэктомию в прошлом году, потому что задолбались оплачивать аборты. Раньше мы были другими, я помню. Не знаю, почему к тридцати годам все превратились сплошь в циников и козлов.
Что тут скажешь? Я молчала. Просто была рядом с ним и слушала. Не думаю, что Егор ждал от меня согласия или опровержения своих слов, он слишком сильно ушел в себя, пока произносил это.
Мы устроили его ноут на краю кровати, а сами валялись весь вечер на простынях и смотрели ужастики. Я тянула красное сухое из его запасов, он вливал в себя минералку. Пару раз ходил в душ освежиться. Мы не говорили об этом, но я не маленькая, понимала, что его ломает. Так вышло, что в итоге мы нашли удобную позу, когда я на боку, а он обнимает меня со спины — в ней и остались. Не гладит, просто обнимает. Иногда я чувствовала его горячее дыхание у себя на шее, щеке, за ухом — как будто он наклонялся, чтобы поцеловать, но не позволял себе наглости. От этого ощущения ток пробегал по коже, кололо кончики пальцев.
— Я писал книгу, — сказал он негромко, возвращая меня в реальность. — О другом. Не о той жизни, что веду сейчас. Но бросил, потому что переключился на пошлые сериальчики, за которые хорошо платят.
— Ты ее не доделал?
— Нет. Не уверен, нужно ли. Тогда мне казалось, что моя писанина — крайне важна и обязательно кому-то пригодится. Поможет. Там много личного, как и в каждой первой книге любого писателя.
— Дашь почитать?
— Нет, — он улыбнулся. — Иногда мне хочется к ней вернуться, но что-то останавливает. Сестра живет в Штатах, работает в одном неплохом издательстве, она читала черновики, говорит, что попробует протолкнуть рукопись, но для этого ее нужно закончить.
— Егор, ты обязан вернуться к этой книге. Ты другой, когда говоришь о ней, — на экране в темноте зомби жрали людей заживо, мы оба не отрывали взглядов от жуткой картинки. Машинально он чуть сильнее меня обнял, словно защищая от монстров по ту сторону монитора. — Таким ты мне нравишься.
— Ты мне тоже нравишься.
— Я чувствую. В смысле… мне кажется, у тебя эрекция.
— Упс.
— Сделай с этим что-нибудь, пожалуйста, мне неловко.
— Мне лень шевелиться, — он показал рукой, о чем ведет речь: вверх-вниз кулаком. Во дурак. — Пусть будет. Не обращай внимания.
— Тогда не прижимайся так сильно.
— Сама не прижимайся, — после его слов я осознаю, что немного прогнулась, прижавшись в его паху бедрами, обтянутыми прямой юбкой. Черт. Он наклонился и поцеловал меня в лоб.
— Мы же переспим, когда я разведусь? — спрашивает просто и обыденно, будто обсуждаем сюжетный поворот в кино, а не мечту, которой я живу месяцами. Повернуться бы к нему, найти губами его рот и закрыть глаза. Дать сигнал к действию. Расслабиться и довериться, чтобы ласкал, любил, чтобы взял так, как хочет. Хоть как, мне вообще-то уже без разницы.
Я улыбнулась.
— Если я не найду себе молодого человека к тому времени — обязательно.
— Хорошо. Надеюсь, что не найдешь, — он вздыхает, а потом ложится пониже, утыкается лбом в мою спину. Через некоторое время я понимаю, что он спит. Осторожно, чтобы не потревожить, поворачиваюсь и, помедлив пару мгновений, нерешительно глажу его по лицу кончиками пальцев, очерчивая родинку под подбородком и оспинку на щеке.
Не удерживаюсь и осторожно целую в висок. Он никак не реагирует. Крепко спит. Сегодня он вкусно пахнет. Шампунем, какой-то туалетной водой и самим собой. Немного, совсем чуть- чуть — сигаретами. Возможно… если он и правда разведется… ну вдруг, есть же робкая надежда… я смогу заинтересовать его сильнее, чем для крошечной интрижки. Я облизала сухие губы, рассматривая его лицо. Мне хочется спать с ним, но еще больше хочется стать его любимой женщиной. Его женщиной. Просто секса с ним мне будет мало, но я пойду на это, чтобы получить хоть что-то. Потом, через несколько месяцев, если он станет свободным.
Утром я просыпаюсь от будильника на семь тридцать, потягиваюсь, понимая, что снова спала в его постели, но в этот раз мне не страшно и не противно. Все было честно, мы доверяли друг другу, в некоторые минуты даже больше, чем себе. Сажусь на кровати, потягиваюсь. Из ванной доносится звук льющейся воды — Математик снова чистит перышки. Готовится расправить крылья? За ширмой, которая разделяет комнату на два пространства, стоит стол, который Егор купил совсем недавно. На столе — включенный ноутбук, тот самый, по которому мы полночи смотрели ужастики. Я подхожу, шевелю мышью, и экран становится ярче. Ноут не успел уйти в режим ожидания, чтобы просить ввести пароль. Я вижу документ, который насчитывает более трехсот страниц, открыт на шестнадцатой главе. Чувствуя себя шпионкой, смелой Никитой, я приступаю к чтению. Глаза глотают строчки, дрожащие пальцы сцепились в замок. Мне кажется, я вступаю на запретную территорию, еще чуть-чуть — и подо мной начнут взрываться мины.
Мне нужно это прочесть, я чувствую.
Я делаю шаг, потому что не могу отказать себе в желании узнать своего Математика — Егора Озерского — поближе. Все о нем узнать.
Часть II
Веро
Прошла неделя. Затем половина следующей. Итого целых десять дней спокойной жизни, включающей в себя море работы (что и плохо, и хорошо одновременно), пару поездок к маме, и абсолютно точно исключающей ночевашки с Егором в одной постели. Хватит с нас двух раз, третий мы точно завалим, к гадалке не ходи.
С какой вообще стати двум взрослым людям в не экстренной ситуации делить одно одеяло на двоих? Верно — ни единой отговорки «за» не существует. Подобное времяпровождение означало бы лишь то, что мы осознанно нарываемся, открыто провоцируем друг друга. И от грехопадения отделяет взгляд, вздох, неловкое или ловкое движение. а дальше уж оба в курсе, что делать. А потом он вернется к жене, как ни в чем не бывало, а я останусь один на один с не ведающей жалости ревностью, которая будет пить мою кровушку, выжмет до капельки, не дожидаясь остановки дыхания. Медленная мучительная смерть — достойная кара за запретную любовь, так ведь?
Есть, конечно, слабая надежда, что в сексе Математик никакой, тогда после процесса я бы ласково улыбнулась, потрепала ему челку и с радостью бы присвоила парню четвертое место из четырех в моем внушительном списке любовников, навсегда записав во френдзону. Но пока риски слишком велики, опасно пробовать.
В то утро, когда я успела прочитать две главы его запретной книги, он долго ругался по телефону с другом, по совместительству — дилером. Егор закрыл дверь на кухню, чтобы не пугать меня, но я слышала каждое слово, втягивала голову в плечи, то таращила, то закатывала глаза в отдельные моменты. Наскоро освежилась в ванной и даже налила себе кофе из турки, пока он выяснял отношения. Не ожидала, что мой душка-филолог умеет устрашающе орать, выражаясь отборным матом. Судя по всему, впарили ему что-то не то, на что он рассчитывал, и глюки Озерский поймал нешуточные, а потом еще и отходняк доконал бедняжку. Надеюсь, послужит уроком. Взрослый мальчик, пора бы понять, что наркотики — это фу, гадость.
