— Интересно, чей же ребенок? — подхватывает ее соседка по прилавку.
Я, наконец, отпускаю себя. Позволяю страху трансформироваться в злость и просто силой отбираю телефон.
Сначала картинка расплывается перед глазами, меня шатает, снова подворачивает, хоть я совсем ничего не ела, и сама мысль об этом заставляет внутренности сжиматься в ледяную петлю.
Но когда очертания снимка становятся четкими, я понимаю, что на нем я. И молодой мужчина.
В постели.
Полураздетые.
И все настолько недвусмысленно, что я едва успеваю вцепиться в край прилавка, чтобы не упасть под тяжестью этой новости.
— Можно вывести девушку из колхоза. Но колхоз и блядство из девушки… — Третья работница нарочито цокает языком и закатывает глаза, как будто в эту минуту именно я стала олицетворением всего самого мерзкого, что вообще может совершить женщина.
Я хочу сказать, что это просто ошибка.
И что я бы никогда не сделала ничего подобного, потому что даже потеряв память, даже забыв почти все, чем жила минувший год, одно я знаю абсолютно точно: я люблю Кирилла. Сильнее, чем прежде, безумно, как-то одержимо, горько и сладко одновременно. Что я до сих пор брежу им и скучаю по нему даже когда мы рядом. Что мне всегда, до иступляющей жажды, слишком мало его внимания, его прикосновений, его скупой нежности и странного взгляда сквозь меня.
Но этот год — он словно черная мерзкая клякса на всем, что я любила и чем дорожила.
— Это просто ошибка… — шепчу себе под нос, оглядываясь, чтобы найти хоть какую-то поддержку. Наверняка у Кирилла есть объяснения этой фальшивке. Может быть, кто-то подделал фотографии нарочно, чтобы подпортить ему репутацию? Да мало ли на какие ухищрения готовы пойти люди, чтобы спутать конкурентам все карты.
Поворачиваюсь — и налетаю на Кирилла. Врезаюсь ему в грудь, извиняюсь, как перед чужим человеком, пытаюсь обнять, но он забирает у меня чужой телефон, долго и пристально изучает снимок. Глушит своим молчанием.
— Скажи, что все это неправда. — Мой голос противно дрожит.
— Это — неправда, — говорит Кирилл, но смотрит поверх моего плеча. Не сразу, но понимаю, что он обращается к девушкам и спокойно разжимает пальцы, позволяя дорогому гаджету упасть на кафельный пол.
Я жмурюсь от неприятного хлопка удара и треснувшего стекла.
Кирилл берет меня за руку.
Куда-то ведет, пока я, словно припадочная, трясусь на слабых ногах и повторяю, что все это — просто розыгрыш, провокация, фотомонтаж. Что угодно, но не правда из моего прошлого. Стоит просто представить, что ко мне мог прикасаться другой мужчина — и кожу жжет, словно мощным лазером, насквозь.
Кирилл выводит меня на улицу, механически, словно робот, которому дали поиграть куклу Машу, усаживает на заднее сиденье машины и что-то говорить водителю, после чего мы остаемся только вдвоем: я — внутри, он — снаружи. Абсолютно безразличный ко всему, что только что произошло.
Это ведь хороший знак?
Если бы он не знал об этом раньше, то уже начал бы кричать, упрекать, требовать доказательств обратного, несмотря ни на что?
— Мужчина на тех фотографиях — Руслан Ерохин, — внезапно говорил Кирилл. — Это имя тебе о чем-то говорит?
— Нет! — Я мотаю головой, пока от усердия доказать невиновность не начинает ныть шея. — Я не знаю его! Совсем! Это какая-то провокация, Кирилл!
— Нет! — словно решив переиграть меня, резко, громко, убийственно остро чеканит Кирилл.
Я обхватываю себя руками и, уговаривая себя не плакать, понимаю, что уже давно реву.
Муж делает громкий вдох, замолкает и, снова черство добавляет:
— У вас был роман, Катя.
— Это вранье.
— Я сам видел вас вместе.
— Это вранье, — как заводная игрушка, твержу то единственное, что не позволяет мне захлебнуться отчаянием. — Это такая шутка. Да? Проверка? Где тут скрытые камеры?
Только бы он сказал, что я права, и все это — глупая-глупая шутка.
— Это — правда нашей с тобой жизни, — как-то странно смеется Кирилл и, наконец, присаживается, чтобы посмотреть на меня совершенно мертвыми глазами. Его трясет. Кажется, еще немного — и асфальт под ним разойдется трещинами. — Я отвезу тебя к отцу. Так будет лучше.
Мне нечего возразить, кроме того, что я до сих пор не верю, что могла изменять человеку, который был и есть смыслом моей жизни.
Я даже не могу ничего сказать в свою защиту, потому что голос разума подсказывает: это не Кирилл потерял память, и ему незачем придумывать эфемерные измены. Для чего? Это ведь не я наследница самой большой в стране финансовой империи, и в случае развода не он, а я останусь на улице ровно с тем, что он сам мне отдаст. Может, с небольшим капиталом, может — с двумя сотнями на такси.
В машине мы снова сидим максимально далеко друг от друга, только теперь я всей кожей ощущаю его неприязнь. И кажется, если бы в нашем браке все было хорошо, Кирилл не вел бы себя вот так, словно ему плевать, что случится со мной и нашим ребенком за пределами его дома. Как будто мы тяготим его одном своим присутствием.
Откуда эти мысли, если несколько минут назад я была уверена, что минувший год, пусть я и забыла его почти полностью, был самым счастливым в моей жизни?
— Мы были счастливы? — спрашиваю я, до предела взведенная непониманием, блужданием в лабиринтах его проклятых татуировок, где меня угораздило заблудиться. — Мы любили друг друга? Мы выбирали имя нашим будущем детям? Ты возвращался домой с улыбкой? Мы занимались…. — Я задыхаюсь, но все равно продолжаю тараторить как заклинивший автомат. — Мы занимались сексом каждый день, потому что нам этого хотелось или просто исполняли супружеский долго? Расскажи мне! Я устала ничего не помнить!
Кирилл даже не пытается повернуть голову.
Он словно весь зацементировался, закрылся не только от меня — от всего мира. И от мысли, что мы держались за руки, как близкие люди, мне хочется найти кусок мыла и до крови оттереть ладонь.
— Мои воспоминания, Катя, это только мои воспоминания, — наконец, отвечает Кирилл. — Ты вспомнишь, когда придет время.
— Я не могу так больше, ты понимаешь?!
Мне плохо. Мне больно от его внезапного безразличия, от того, что я за секунды из любимой жены превратилась в противную жабу. И самое ужасное то, что я до сих пор не могу заставить себя поверить в роман с другим мужчиной. Я бы никогда не позволила этому случиться, потому что я любила моего Принца еще до того, как он стал реальностью.
Но, наверное, сейчас мне в самом деле лучше побыть подальше от него.
Пока я не начала сходить с ума.
Глава тридцатая:
Катя
Дом, в котором живет Морозов, находится на противоположной стороне города.
