— Не нужно, я позвоню семейному врачу и…
В мгновение ока Катин взгляде делается таким пронзительным и осмысленным, что я чуть ли не впервые в жизни чувствую холод в области между лопатками. Она перестает трястись, но теперь от нее так пахнет испугом, что запах просачивается в меня и мгновенно пропитывает собой всю комнату.
— Не звони Абрамову, — шепотом, как будто нас могут услышать, просит Катя. — Он…
Моя маленькая испуганная жена оступается на полуслове и теперь уже смотрит и на меня тоже, словно на причину всех ее несчастий.
— Или вы с ним заодно?
Я очень хорошо знаю этот взгляд.
Часто видел такой же у себя, когда смотрел в зеркало и не понимал, кто тот мужик в модном костюме и с фальшивой улыбкой. Все говорило в пользу того, что этот мужик — я, но мозг отказывался принимать правду, потому что память не находила общих черт.
Катя тоже пытается во что-то поверить, но проигрывает.
И все, что я могу для нее сделать — просто сесть рядом и выслушать, что она расскажет. Ну или хотя бы вынесет приговор моей вины.
Потому что обвинять меня есть в чем.
Глава пятьдесят вторая:
Катя
Полтора года назад
В сказке про Золушку самая большая ложь — не очевидна.
Может показаться, что это превратившиеся в лошадей крысы или кучер из ящерицы. Или карета из тыквы. Много-много совершенно невероятных на первый взгляд вещей, которые делают сказку — сказкой. И даже фея-крестная, которая появляется в самый подходящий момент, чтобы превратить жизнь бедной замухрышки в историю, о которой будут писать все газеты королевства.
На самом деле, самая большая ложь куда больше.
Принц не мог полюбить Золушку, потому что она была невоспитанной, глупой и неинтересной. И король с королевой не умилялись бы, приведи их сын в качестве жены девчонку с сажей на кончике носа.
«Всем плевать на твой богаты внутренний мир, Катя, потому что в мире денег на тебя всегда будут смотреть как на вещь. До тех пор, пока ты не получишь столько денег, чтобы пересесть в зал и участвовать в торгах».
Я хорошо помню эти слова, потому что именно с них началась наша с Морозовым следующая встреча.
Он полчаса рассказывал мне, какое я ничтожество, как мало на самом деле стою и что моя главная задача — доказать, что я могу быть послушной и полезной. И пока я этого не сделаю, он не пустит меня на арену.
Я согласилась, потому что к тому времени уже успела придумать, какого цвета «Порше» у меня будет, сколько шуб мне необходимо для полного счастья и на какой курорт я отправлю маму, чтобы она, наконец, почувствовала себя человеком. Эти фантазии отравили меня, стали моим наркотиком, без которого я просто не могла жить. И, если честно, не хотела.
— Твое счастье, что ты девственница, — сказала как-то Машка, когда мы с ней пошли по магазинам. Я со своим первым «пластиком» от Морозова, она — за компанию, потому что кроме нее у меня больше не было подруг. Только даже ей я ни словом не обмолвилась о том, что на самом деле у нас с моим «благодетелем». Только передернула плечами, когда Машка спросила, «чпокались ли мы». Соврала, что он бережет мою невинность до особенного случая. — Была бы ты не целка — стоила бы намного меньше.
Морозов, конечно, не поверил мне на слово.
Взял за руку и отвез в дорогую клинику, представив своей протеже, где меня изучили, словно мышь под микроскопом. И выписали бумажку, что я не занималась сексом, не болею венерическими болезнями и в целом абсолютно пригодна, чтобы стать живой Девой Марией.
Когда я сказала это, Морозов впервые сказал, что если услышит от меня что-то подобное еще раз, то собственными руками запихнет в самолет, который отвезет меня в дешевый сербский бордель.
Он верил в Бога.
Но это не мешало ему готовить дьявольский план по уничтожению империи Ростовых.
С того дня началась длинная подготовка к моей сказке.
Я читала одобренные моими учителями книги, училась актерскому мастерству, изучала искусство флирта. Примерно через месяц Морозов привез меня в маленький загородный дом, где красивая женщина лет сорока учила меня делать минет на резиновом члене.
Я должна была безупречно сыграть роль умного, очаровательного и совершенно невинного ангела, который, между тем, знает, что путь к сердцу миллионера лежит через умение сосать.
А когда через пару недель тренировок эта женщина сказала, что я готова к экзамену, у меня случился первый нервный срыв. Потому что оказалось, что перспектива добровольно взять в рот член живого мужчины — это совсем не то же самое, что облизывать кусок какого-то ультра-тонкого силикона.
Тем более, когда Морозов захотел увидеть демонстрацию.
С Малаховым в роли Кирилла Ростова.
Я орала, как ненормальная, размахивала руками и не давала подступиться к себе ни на метр. Потом меня стошнило, потом я ревела, потом начала кричать, что никакие деньги и планы не заставят меня стать проституткой.
Последнее, что я помнила в тот момент — Малахов, который неожиданно оказался прямо передо мной, и удар, от которого у меня потемнело в глазах.
А потом были белые стены дорогой больничной палаты, клиника, в которой я была записана под выдуманным именем, и пожилой коротышка-доктор с бейджиком, на котором было написано: Абрамов Ю. Л.
— Добрый день, Незабудка, — улыбается доктор Абрамов, делая вид, что с интересом листает мою карту с анализами. В ней не было ничего, кроме стандартных параметров: температура, давление, результаты анализов крови. То, что делают всегда и всем, чтобы заставить людей думать, будто людям в белых халатах не все равно до их жизней. — Кажется, кто-то немного перенервничал, да?
— Вроде того, — отвечаю я и так же фальшиво улыбаюсь в ответ на его неискреннее радушие.
Перед тем, как войти, он о чем-то долго шептался с Морозовым в коридоре — я видела их, стоящих так близко друг к другу, что их запросто можно было бы принять за любовников. Но и этот маленький доктор тоже был частью плана Морозова.
Именно тогда я поняла, что связалась с пауком, а не человеком.
И что он готовит мне не роль пешки. Совсем нет.
Я была всего лишь еще одной мошкой, бестолковой мухой, которая запуталась в его патине, польстившись на сладкую каплю меда.
— Молодым девочкам нельзя забивать голову всякими глупостями, — в шутку журит меня Абрамов и даже грозит пальцем, как будто мы с ним давно знакомы. — Ваш отец, Незабудка, очень волнуется.
«Мой отец?» — мысленно повторяю я и прилагаю много усилий, чтобы не рассмеяться в ответ на эту глупость.
Впрочем, пока доктор еще раз лично осматривает меня и задает вопросы, на которые отвечаю на автомате, мысль о том, что я могу быть дочерью Морозова, крепнет и перестает казаться абсолютной глупостью.
