Возможно ли, чтобы годы никак не отражались на женщине? Словно на ней заклинило шестеренки времени. Выглядит даже моложе, чем в прошлый раз, а ведь прошло около года. Одета как всегда: джинсы, блузка и босоножки. А вид такой элегантный, будто на ней наряд от модельера.
Они крепко обнялись. Ингрид не пользовалась духами, они ей были ни к чему: ее кожа пахла свежесорванным абрикосом.
– Зайдешь?
– Не сейчас. Ты решил, куда идем?
– Да, есть одно место на взморье, в Монтереале-Марина…
– Где подают закуски? Знаю. Поедем на моей.
Он не понял, какой марки была машина Ингрид, но явно из таких, что ей нравились. Двухместная и плоская, как камбала.
Скоростная камбала на четырех колесах. С другой женщиной он бы не отважился сесть в такую торпеду, но Ингрид комиссар доверял. Тем более что в Швеции та занималась ремонтом гоночных авто.
Домчали до ресторана минут за двадцать – комиссару бы потребовалось на это никак не меньше пятидесяти. За рулем Ингрид предпочитала помалкивать, тем не менее время от времени она с улыбкой поворачивала голову к Монтальбано и нежно трогала его за коленку.
Выбрали столик поближе к морю, до него было метров двадцать. Ресторан славился количеством и качеством закусок – почти никто из клиентов не заказывал первое.
И они поступили так же. Заодно заказали бутылку охлажденного белого вина.
Пока ждали первую подачу закусок, немного поболтали. Ингрид знала, что Монтальбано, едва подадут еду, будет открывать рот только для того, чтобы есть.
– Как поживает твой муженек?
– Кто ж его знает? После избрания он бывает в Монтелузе наездами раз в два месяца, не чаще.
– А ты разве не навещаешь его в Риме?
– Это еще зачем?
– Ну, вы вроде все еще муж и жена…
– Сальво, ты же знаешь, это только на бумаге. К тому же мне так удобнее.
– Новые романы?
– Решил поиграть в комиссара?
– Нет, просто захотелось поболтать.
– Раз просто поболтать, отвечу: нет.
– То есть уже год никаких мужчин?
– Ты шутишь? Ты, видимо, как истинный католик, считаешь, что женщина спит с мужчиной, только если влюблена?
– Если бы я был истинным католиком, я сказал бы тебе, что женщина должна спать только со своим мужем.
– Вот тоска!
Подошел официант, ловко держа на весу первые шесть блюд с закусками.
Одолев двенадцать щедрых порций разных закусок и запив их парой бутылок вина, в ожидании горячего – рыбы на гриле – они продолжили беседу.
– А ты? – спросила Ингрид.
– Что – я?
– Все хранишь верность Ливии, за редкими исключениями?
– Да.
– Это «да» касается верности или исключений?
– Верности.
– То есть после Ракеле…
– Никого.
– И не было даже небольших искушений?
– Были, и даже очень большие.
– Правда? И как ты держишься? Прочтешь молитву, и дьявол ретируется?
– Ладно тебе издеваться.
– Я не издеваюсь, наоборот, я искренне тобой восхищаюсь.
– Раньше ты задавала меньше вопросов.
– Очевидно, я превращаюсь в итальянку и становлюсь все более любопытной. Но ты скажи: тебе это дорого обходится?
– Что?
– Сопротивляться искушениям.
– Иногда да. Но в последнее время все менее дорого. Наверно, из-за возраста.
Ингрид взглянула на него и от души расхохоталась.
– Что тебя так развеселило?
– Эта история про возраст. Ты сильно ошибаешься. В этих делах возраст ни при чем. Говорю тебе по личному опыту. Бывают тридцатилетние, которые в этом плане выглядят семидесятилетними, и наоборот.
Принесли горячее и еще одну бутылку. В конце ужина Монтальбано спросил, не откажется ли она от виски.
– Давай. У тебя дома.
Зарулив в проулок, который вел к дому комиссара, Ингрид вдруг спросила:
– Ты кого-то ждешь?
– Нет.
Он тоже заметил незнакомую машину.
Подъехали; из машины вылезла юная красотка: блондинка, метр восемьдесят, густо накрашенная. Они тоже вышли.
– Монтальбано?
– Да.
– Я звонить, никто не отвечать. Тогда я думать, ты уйти, потом вернуться.
Комиссар растерялся. Кто она такая? Что ей нужно?
– Послушайте…
– Мне не сказать, что ты хотеть втроем. Я делать только с тобой. Я не любить с другая женщина. Но она может смотреть.
– Раз такое дело… – раздраженно парировала Ингрид, – я сразу вас оставлю. Пока, Сальво, желаю хорошо повеселиться.
Она повернулась, чтобы сесть в машину. Но не успела: Монтальбано удержал ее за руку, а сам обратился к девушке.
– Послушайте, синьорина, тут какое-то недоразумение. Я не…
– Я все понять. Ты найти эта и хотеть ее любить. Нет проблема. Я уходить.
Монтальбано отпустил руку Ингрид, подошел поближе к девушке и шепнул:
– Я тебе все равно заплачу. Сколько с меня?
– Всё заплатили. Пока-пока!
Она села в машину, дала задний ход и уехала.
Монтальбано, все еще недоумевая, открыл входную дверь и зашел в дом, Ингрид молча вошла следом. Когда комиссар открыл дверь на веранду, она села там, продолжая хранить молчание. Монтальбано взял бутылку виски и два стакана и присел рядом с ней на табуретку.
Ингрид откупорила бутылку и налила полстакана, только себе.
– Не пойму, почему тебя это задевает, – начал комиссар, наливая себе виски. – Ведь, по сути, между нами…
– Между нами хрен собачий!
Комиссар решил, что лучше выпить молча.
Через некоторое время она наконец заговорила.
– Не думай, что я ревную. Плевала я на твоих баб.
– Тогда почему у тебя такое лицо?
– Просто я глубоко разочаровалась.
– В чем?
– В тебе. Представить не могла, что ты настолько лицемерен!
– Может, объяснишь?
– Да что тут объяснять? В ресторане ты сказал, что после Ракеле исключений не было. Приезжаем – а тебя ждет проститутка. То есть, по-твоему, спать с проституткой – это не исключение, потому что для тебя, видимо, проститутка и не женщина вовсе!
– Ингрид, ты вообще ничего не поняла. Это недоразумение. Сейчас я тебе объясню.
