За следующий день с корабля видели только два места, похожие на речные устья, но растительности там почти не было – скорее они походили на шрамы от камнепадов.
Лома это ничуть не смущало. И по неведомой причине Корвус фактически передал руководство ему. Так что они бросили якорь в бухточке, достаточно глубокой, чтобы «Серебряный плавник» со своим килем мог туда войти, и достаточно защищенной от ветра и волн, чтобы шлюп не выбросило на каменистый берег. Спустили на воду баркас. Мард и Лин, измученные жарой, стянули рубахи, намереваясь добраться до берега вплавь, но Швабра сказала, что им этого не стоит делать, поскольку после высадки у нее будут занятия поважнее, чем обрабатывать каждый дюйм их тела раскаленными докрасна щипцами.
Ретт и Чешуй вытащили из трюма бочонки с пресной водой и переправили на берег, где ее перелили во фляжки и мехи. Еще с корабля перевезли гамаки и сетки – − натягивать над гамаками, а также жестяные воронки – надевать на веревки, чтобы некие существа ночью не заползали по ним в гамак. Мард и Лин, которым не разрешили искупаться, думали, что будут ходить почти нагишом. Однако Лом полчаса вышагивал по берегу, убивая тростью различных тварей, затем объявил, что молодые люди должны обмотать ноги плотной парусиной до самого паха, а поверх еще и надеть кожаные гетры до колен, а иначе им лучше вообще с корабля не сходить.
Никто из них не был нытиком. В конце концов, они сами добровольно вызвались отправиться в Подвиг. В отличие от Пегана все они были еще живы. И в отличие от Кверк не испытали особых тягот – просто уже некоторое время были в дороге. И все же на следующее утро, после бессонной ночи под завывания летающих тварей и чавканье наземных, они собрались у походного костра в самом унылом расположении духа. И никто не отошел по берегу дальше чем на несколько шагов.
– И зачем только Весна создала некоторых существ? – сказала Прим, расчесывая красный волдырь. Хотелось думать, что это всего лишь укус какого-то насекомого.
– Это еще пустяки! – хмыкнул Лом. – На ваших предков Адама и Еву напали волки, а ведь Адам и Ева были детьми Весны!
– Само собой, но я не понимаю, как это отвечает на вопрос Прим, – заметил Мард.
– Поймешь, если только задать этот вопрос правильнее, – сказала Кверк. Она тоже выглядела измученной, хотя Прим надеялась, что уж Кверк-то в привычной обстановке пустыни взбодрится и повеселеет. То, что здесь плохо даже ей, не сулило новичкам ничего хорошего.
– Насекомое должно кусать так больно, чтобы все остальное имело смысл, – объявил Корвус.
– Как это «имело смысл»? – спросила Хвощ. Она ночевала на корабле (очень разумно), а перед завтраком присоединилась к ним. – Ничто не имеет смысла.
Она глянула в сторону океана.
– Все имеет смысл. Оно может не нравиться. Может вызывать вопросы. Иногда действительно хочется воскликнуть: «Это бессмысленно!» Но всякий раз как я задумываюсь, как приглядываюсь внимательнее – я понимаю, что все осмысленно. Сверху донизу. Потому что иначе никак. Иначе всё мгновенно рассыплется на куски.
– Что «всё»? – спросил Лин. – О чем ты вообще?
– Земля. Она вся.
– Вы увидите и поймете, – сказал Лом.
– Очень этого жду, – ответил Корвус. – А теперь идем, пока солнце не поднялось еще выше.
На родном осколе Прим часто совершала далекие прогулки в глубь Каллы. Порой она продвигалась медленно, даже с трудом, и все же, выбравшись на высокое место и обернувшись, дивилась, как же далеко ушла.
Здесь было совсем не так. Полдня они мучительно карабкались вверх, так что исцарапались до крови и выбились из сил. Иногда «треклятую хреновину» приходилось оставлять внизу, а потом втягивать за собой на веревках. Когда они наконец выбрались из длинной трещины на такое место, откуда можно было глянуть вниз, то увидели «Серебряный плавник» в голубой бухте прямо под собой, так близко, что казалось, до палубы можно добросить камнем. Был соблазн и впрямь кинуть камнем, поскольку Хвощ (она не стала подниматься с ними) и остальные члены экипажа дремали в тени под навесами. Однако жара не располагала к физическим усилиям, и они поспешили укрыться от полуденного солнца в тени обрыва. Там натянули навес и попытались хоть немного отоспаться после бессонной ночи. Ближе к вечеру, когда воздух стал попрохладнее, собрали лагерь и двинулись дальше. К наступлению темноты добрались до места, которое Корвус заранее приметил с высоты. Там поели и обнаружили, что спать совершенно не хочется.
Казалось, в здешнем небе звезд в десять раз больше, чем видно с Каллы. Как будто пытаешься заснуть в амфитеатре, где на тебя смотрят тысячи глаз.
Над ними, гораздо выше, чем у них на родине, висело красное созвездие, которое некоторые называют Оком Ждода. Для Прим это был первый случай хорошенько рассмотреть его с тех пор, как во Второэле она узнала некоторые факты о себе. В детстве она смотрела на Око Ждода как на нечто сказочно-мифологическое; по легенде, Ждод и другие старые боги создали там подобие Земли, откуда их изгнали. Не желая, чтобы Эл видел их труды, они укрыли свою новую обитель завесой дыма.
Так гласили мифы. Но если Прим действительно была Ромашкой, или Софией, значит, она бывала там в прошлой жизни. Ударилась всем телом о черную твердь, пробив кратер, горящий до сих пор, мерцающую красную звездочку в числе тех, что далекими походными кострами горят на темной равнине небес…
– Что ты видишь? – спросил Мард. Он тоже, запрокинув голову, смотрел в небо. – Я вижу Челнок Искусницы.
Это созвездие знали все, и указывать на него для начала разговора было как-то совсем по-детски. Прим не слышала, как Мард подошел, но сейчас, когда он заговорил и сел рядом с ней, вышла из задумчивости и различила хихиканье – хихиканье! – Кверк по другую сторону низких колючих кустов, потом неразборчивые слова Лина, после которых Кверк вновь захихикала.
Мард начал разговор так неуклюже, потому что его привело сюда вовсе не желание поговорить о звездах. Он придвинулся ближе – так близко, что стоило Прим шевельнуться, их тела бы соприкоснулись.
Менее всего он ожидал ответа на свой вопрос.
– Небосвод, – сказала Прим.
Он не сразу сообразил, к чему она это говорит. По книгам древних сказаний – которые читали только дети и старики-ученые – Небосвод представлял собой оболочку из черного адаманта, изрытую кратерами на месте падения богов и скрытую от Земли завесой. Говорили обычно про Алую Паутину, Око Ждода, Огненную туманность, Багровый покров, но не о лежащей за ними теоретической абстракции. Однако через мгновение Мард понял.
– Это ужасно далеко отсюда. – Он театрально завел руку за голову. – У меня шея болит туда смотреть. Лежа удобнее.
Мард лег и в процессе оказался еще ближе к Прим.
– А скала еще теплая, – заметил он, гладя камень рядом с собой.
Прим подумала, догадывается ли Мардэллиан Буфрект, как ей хочется лечь рядом с ним и не смотреть больше на небо – и не говорить о нем. Однако возник вопрос, который требовал ответа.
