Инвалидность Сетти, должно быть, мучила Рокфеллера. С детства он испытывал особую симпатию к женщинам и очень любил их компанию. Он не помышлял о внебрачных связях, как, возможно, делали другие магнаты. Он оставался верным Сетти и своему баптистскому воспитанию, и у него всегда стоял перед глазами Большой Билл, напоминая об опасностях бродяжничества. Джон долго жил, осознавая греховность человека. Пока была жива Сетти, насколько мы можем судить, он держал под контролем свои любовные порывы и оставался примерным главой семьи.
* * *
Рокфеллерам оказалось сложно справляться с несовершенством и ума, и плоти. Целый мир запретных пагубных чувств для них просто не существовал. Похоже, они верили, что, если отвести взгляд от неприятных вещей, они утратят остроту. По этой причине история старшей дочери Рокфеллера Бесси долго оставалась непостижимой тайной.
После того как Чарльз Стронг женился на Бесси в 1889 году, он некоторое время преподавал в Университете Кларка, а затем стал адъюнкт-профессором философии в новом Чикагском университете в 1892 году. Чувства по отношению к тестю у Чарльза были амбивалентные, но он не колеблясь пользовался его связями и щедростью. В 1895 году Стронгам пришлось уехать из Чикаго из-за плохого самочувствия Бесси. Как Чарльз сообщил своему наставнику в Гарварде Уильяму Джеймсу, здоровье его жены оставалось «таким хрупким, что кажется неразумным подвергать ее суровому климату Чикаго, и в результате я постоянно осел в Нью-Йорке»57. Чтобы Чарльз мог писать свои трактаты и жить с Бесси в Нью-Йорке, Рокфеллер выделил ему субсидию в тысячу долларов за год работы. Когда Бесси родила дочь, Маргарет, в Покантико в 1897 году, Рокфеллер объявил праздник для рабочих в поместье.
Так как Чарльз стал вольнодумцем, возможно, Рокфеллер опасался за бессмертную душу своей внучки. «Чарльз говорил Маргарет: «Бога нет», – вспоминала дочь Маргарет. – И мать, и отец сошлись во мнениях и договорились не портить ее непонятной верой»58. Возможно, зная об этих идеях, Рокфеллер очень хотел оставить Стронгов в Нью-Йорке. Он поручил Младшему поговорить с Сетом Лоу, президентом колледжа Колумбия, об учреждении должности профессора психологии для Чарльза, который все больше изучал психологию и философию. Младший предположил, что будет вежливее сначала создать кафедру, а затем бы колледж по своему выбору назначил его, а не унижать Чарльза открытым учреждением должности для него. Старший последовал совету и, убедившись, что Колумбия отдаст пост профессора Чарльзу, дал школе сто тысяч долларов в дар, по сути купив своему зятю работу при значительных расходах.
Некоторое время в начале 1900-х годов Рокфеллер часто виделся с Чарльзом и Бесси, отчасти благодаря своей новообретенной страсти к гольфу. Он отчаянно нуждался в месте, где мог бы продлить сезон гольфа, ограниченный в Покантико, и нашел его в модном курорте в Лейквуде, штат Нью-Джерси, где Джордж Гулд и другие богачи играли в поло, ходили друг к другу на чай, охотились с гончими и устраивали балы. Рокфеллер начал покупать собственность там в мае 1901 года, а год спустя появилась сказочная возможность. Охотничий и сельский клуб округа Оушен решил слиться с другим клубом и выехать из дома с полем для гольфа посреди семидесяти пяти акров (ок. 30 га) елей, пихт, сосен и тсуги. Эта ровная местность располагалась всего в восьми-девяти милях (ок. 13–14 км) от моря, здесь был «сладкий сухой воздух», – поделился Рокфеллер с другом, и он смог бы играть в гольф почти десять месяцев в году59. Большой просторный трехэтажный деревянный дом – Рокфеллер всегда называл его Голф-Хаус – был снабжен полосатыми навесами, а с застекленной террасы открывался вид на овец, пасущихся на лужайке. Сюда попасть можно было только по дорожке из крошки голубоватого песчаника, которая вилась через густой лес – идеально в целях безопасности. Расширив дом и добавив земли, Рокфеллер пересадил в новое владение тысячи деревьев из Покантико. Ему нравилось это спокойное место. «Я убежден, что восстановил здоровье, – писал он другу из Лейквуда в 1903 году. – Я чувствую себя лучше, чем многие годы ранее… Я верю, что улучшением состояния я обязан моей новой привычке играть в гольф»60.
Рокфеллер купил небольшой Клаффин-коттедж в Лейквуде, чтобы обеспечить себе компанию: Чарльз и Бесси останавливались там три сезона. По словам частого гостя, Уильяма Джеймса, это было унылое место. Когда в 1903 году вышла первая книга Стронга «Почему у ума есть тело», Джеймс превозносил ее: «…безупречная работа, достойная восхищения за четкость утверждений и тщательный анализ, блестящая и, вероятно, будет часто использоваться студентами философии»61. Приезжая в Лейквуд, Джеймс сопровождал Чарльза в прогулках вокруг озера, и они часто размышляли, устраиваясь на опавшей хвое. Во время одной из таких прогулок Джеймс высоко оценил себя и его, повернувшись к Стронгу: «Я Иоанн Креститель, а ты Мессия»62. И все же Джеймс был многограннее Стронга и начал опасаться этих поездок в Лейквуд, где чувствовал себя в ловушке вечных научных разговоров. Чарльз мог превратить приятные выходные в бесконечный семинар, и Джеймс озвучивал жене Элис свое расстройство, примешивая к нему огромное восхищение Чарльзом. «Я ни разу не видел такой упорной, неутомимой, монотонной склонности ума к истине, как у него. Он идет по пунктам, каждый оттачивает, и у него, я думаю, самый ясный ум… Подозреваю, он вырастет из этого, он набирает скорость, он не стоит на месте»63.
Уильям Джеймс особенно радовался встречам в Лейквуде с Рокфеллером, который иногда появлялся за обедом сразу после игры в гольф и становился противоядием от Чарльза. Рокфеллер лишь изредка встречался с интеллигенцией, и тем ценнее описание, данное Джеймсом. Философ имел невероятный талант сжимать описание титанических личностей до миниатюрных набросков. Особенно его поражала сила воли Рокфеллера, и он написал Элис о первобытной мощи, исходящей от него, отметив, что Рокфеллер «очень глубокий человек», который произвел «большее впечатление об Urkraft [первобытной или изначальной силе], чем кто-либо, с кем я встречался». Джеймс был неожиданно очарован его радушным стилем: «Славный добрый Джон Д.… самый обаятельный человек». Завершая портрет, он поражался, как Рокфеллер мог быть «таким сложным, тонким, вкрадчивым, жестким, решительно плохим и решительно хорошим человеком»64.
«Уильям набросал еще более живое описание своему брату Генри:
Рокфеллер, как ты знаешь, считается самым богатым человеком в мире, и он определенно самая сильная и значительная личность из всех, кого я видел. Человек невероятной глубины и для меня достаточно непостижимый. Лицо Пьеро (ни волоса на голове и лице), подвижный, лукавый, квакерский, на первый взгляд не производит иного впечатления, кроме великодушия и совестливости, хотя говорят, что он величайший негодяй в коммерции, какого порождала наша страна, ненавистник городов и любитель открытого воздуха (в Лейквуде все время играет в гольф и катается на коньках) и т. д.»65..
Джеймс писал это, когда Ида Тарбелл воспламеняла общественное мнение против «Стандард Ойл». Он убеждал Рокфеллера отказаться от политики молчания и отражать атаки, позволить людям лучше познакомиться с ним. Когда в 1909 году Рокфеллер опубликовал свои мемуары в виде книги, Джеймс выразил одобрение: «Это то, что я предлагал вам много лет назад! Экспансивность прокладывает путь там, где это не удается сдержанности!»66
