До меня вдруг дошло, что это может оказаться вовсе не степень родства, а имя, но тут гостья чуть отступила, открывая вид на подъездную дорожку, и всякие сомнения отпали. Огненно-рыжий мужчина лет сорока, увлеченно обдирающий бутоны кирсии с куста у самого крыльца, мог быть только ее отцом.
На нас он не обращал никакого внимания, а цветки осторожно складывал в огромную прозрачную склянку, которую трепетно прижимал к груди. Я удивленно хмыкнула и… переступила порог.
— Зачем ему кирсия? — спросила, с любопытством наблюдая за процессом «обдирания».
Насколько я знала, кусты были совершенно бесполезны. Расцветали по весне первыми, благоухали излишне сладко, так что голова кружилась, и угасали в первый же месяц. «Отличная метафора для жизни некоторых красоток, — пронеслась мысль. — Надо вставить в книгу о Шанталь».
Да, и обязательно ввести в сюжет рыжую девицу, которая говорит «папа» и беспрестанно извиняется.
— О, кирсия — невероятное растение, — заявила меж тем потенциальная соперница моей отважной героини. — У нас на родине на основе ее лепестков и пыльцы готовят множество лечебных снадобий. А еще считается, что каждый бутон — это след, оставленный отошедшей в иной мир душой. Кусты и растут-то в основном у кладбищ, но в Хамранте все иначе. Только возле вашего дома и нашли…
Видимо, глянула я на нее как-то особенно злобно, потому что гостья стушевалась и затараторила:
— Вы не подумайте, мы не собирались вламываться, даже ворот никаких не заметили. Просто гуляли, искали травы для папа, а он у меня как задумается, так и заблудиться может. Вот и очутились здесь, и кирсию увидели, и он…
— Да-да, — взмахнула я рукой, — сорвался с цепи.
— Простите…
Я прищурилась.
— Извините, — совсем сникла девица, но тут же встрепенулась. — Совсем забыла представиться! Прошу про… то есть… эм… Лена Эморри. А это мой отец…
— Который сам в состоянии представиться, — пробормотал мужчина, уткнувшись в банку и вдыхая аромат лепестков, отчего голос прозвучал гулко. — Аугуст Эморри, ваш новый доктор.
— Мой? — растерялась я, и Аугуст Эморри наконец поднял лицо.
Даже с высоты крыльца я разглядела, насколько оно грустное. Будто разум его круглые сутки бился над решением мировых проблем и никак не находил ответа, и осознание тщетности усилий печальной дымкой навеки заволокло зеленые глаза. Уголки губ опустились под тяжестью вселенских бед, а аккуратную рыжую бородку словно только для того и отрастили, чтобы скрывать горестно подрагивающий подбородок.
Впрочем, говорил доктор Эморри совершенно спокойно и, кажется, даже попытался улыбнуться, но чуть искривившийся рот положение не спас.
— Может, и ваш, — пожал он плечами. — Но вообще я открыл кабинет в Хамранте.
— Папа очень хороший врач, — не преминула вставить младшая Эморри, на что ее отец лишь поморщился:
— Лена…
— Правда-правда! И вы не слушайте эти сплетни, людям делать нечего, вот они и треплют языками, а проклятия никакого нет. Это, наоборот, благословение!
— Лена! — вновь попытался приструнить дочь доктор Эморри, но, похоже, эта девица не могла молчать дольше нескольких секунд.
Хотя, если честно, любопытство мое так разыгралось, что я уже и не хотела, чтобы она замолкала.
— Проклятье? — невинно уточнила я, переводя взгляд с печального отца на взбудораженную дочь.
— Благословение, — упрямо поправила она. — Говорю же, не слушайте болтунов. Мы раньше в столице жили, а там любят уродовать правду. Думали, на новом месте будет проще, но слава вперед папа прибежала.
«История семейства Эморри за пять минут». Я едва не закатила глаза.
— Так чем же благословил Анико вашего батюшку?
Доктор предпочел вновь зарыться в куст, а Лена нервно поправила рыжие кудряшки.
— Папа знает, где он нужен. To есть не знает… чувствует. И приходит заранее. Но когда с каждым его появлением кто-нибудь получает травму и начинает вопить «Помогите! Врача!»… Это, знаете ли, не способствует народной любви. — Она вдруг наморщила лоб, будто что-то вспоминая, и наконец выдала явно чужую фразу: — Люди путают причину и следствие.
Ну разумеется.
Любопытство было удовлетворено, и я потеряла к нарушителям всякий интерес, но совершенно не представляла, что делать дальше. Пожелать приятного дня и скрыться в доме, позволив доктору и дальше терзать куст, а его дочурке маяться на солнце? Или пригласить внезапных гостей на чай?
Вести светские беседы я была не в настроении, но зато начала переживать насчет слухов, которые непременно поползут, если болтушка Лена где-нибудь ляпнет про хозяйку Арве-мал-Тиге. Хорошо, если горожане решат, что мэйн Рэйнер привез с собой жену, но пара мелких деталей вроде вдовьего наряда, и…
Так что, похоже, придется все же вытерпеть чаепитие и в процессе намекнуть Лене Эморри, что обо мне лучше не упоминать. В конце концов, ее отец тоже пострадал от сплетен, должна понять.
Оставалось надеяться, что Аццо соизволит подать чай. «А может, удастся даже уговорить его слегка подправить их мысли», — мечтательно подумала я и уже открыла рот, чтобы озвучить вымученное приглашение, как вдруг из недр дома донесся жуткий грохот.
Доктор Эморри чуть не выронил драгоценную банку и как-то обреченно вцепился в ее округлые бока, Лена подскочила, а я устало обернулась на открытую дверь.
— Помогите! Врача! — заорали внутри.
Заорал отнюдь не мэйн Рэйнер, но голос показался смутно знакомым.
Я невольно глянула на доктора — лицо его словно стало еще грустнее, если такое вообще возможно. Но теперь я понимала истоки этой вселенской печали.
Глава 8
Глава восьмая, в которой все неприлично, но приличия соблюдены
Было странно наблюдать, как порог Арве-мал-Тиге переступают совершенно посторонние люди. Такого не случалось… ну, если не брать в расчет день, когда мэйн Рэйнер осматривал потенциальное жилье, и собственно день продажи, то почитай с первого года моего здесь пребывания. Тогда-то я еще приглашала слуг да тех самых горе-заклинателей для очистки дома от скверны, плюс мэтр Штанге периодически наведывался, но потом все же отчаялся выкачать из молоденькой дурехи хоть какие-то монеты. Еще так называемый муж приезжал, но его вряд ли можно отнести к посторонним, даже при всей нелюбви к нему здешних обитателей.
Итан, кстати, всегда входил в дом с опаской, чуть ли не в полуприседе, и сбежать старался поскорее, порой прихватывая с собой и меня для какого-нибудь крайне важного мероприятия в столице. Сразу было видно — муженек знаком с местным колоритом не понаслышке и рисковать не намерен.
Эти же ввалились в фойе как пресловутые слоны в посудную лавку, не подозревая о затаившейся внутри опасности. Даже грустный доктор Эморри хоть и не сменил выражения лица, но двигался решительно, словно собрался с силами и приготовился к встрече с любым врагом, будь то болезнь или саблезубый монстр.
