Черт, это Андрея расстраивало. Быть одним или быть одним из — огромная разница. Но с этим он тоже разберется позже.
Сергея поднял в пять, сел в машину и поехал по адресу Красновой в шесть.
В семь Громов позвонил по телефону и велел спускаться немедленно, сжав челюсть и отсчитывая каждую минуту агонии. Песенки по телефону — это хорошо, но не так как вживую!
— А чего так рано?! — всполошилась возмущенная помощница, выбегая из подъезда.
— Рано, когда полтретьего, — отрезал босс. — Сейчас начало восьмого. Доедем без пробок.
Надутая Краснова села к нему на заднее сидение и замолчала, явно намереваясь доспать, вот только у Громова были другие планы на дорогу.
Как только машина тронулась, Громов перехватил руку упрямой помощницы и придвинул ее ближе, сразу переходя к действиям. Еще день назад он просил бы ее открыть рот и говорить не замолкая. Но теперь он заткнул ей рот поцелуем, жалея, что до их уединения пройдет минимум полдня. Вот только целоваться можно и при ошалевшем водителе и безопаснике.
А уж в стонах Краснова себя не сдерживала, только вначале пыталась отодвинуться от босса, а потом сдалась, расслабилась и прильнула к его груди, жарко всхлипывая ему в рот в паузах между засосами.
И это самый божественный, самый исцеляющий звук, который он слышал.
— Андрей Павлович, может потом? — лопнуло терпение у Сергея.
— Смотри вперед, не отвлекайся, — выдохнул Громов и повернул к себе Краснову, чтобы не отвлекаться от нее самому до самой студии звукозаписи.
— Приехали, — сквозь зубы доложил Сергей, открывая дверь машины.
Громов чертыхнулся, неохотно отпуская такую же потерянную и раскрасневшуюся Краснову. Арину. Он будет звать ее Ариной, пока они окончательно не разоблачат шпионку.
Они только отошли от машины, как Арина всполошилась, всплеснула руками и развернулась обратно.
— Куда?
— Огурчики же! Мамины!
Она нырнула в авто, выставив перед Громовым свою аппетитную попку, и он заскрежетал зубами, так как тема огурцов стала внезапно актуальной. Эх, засадил бы он сейчас ей… поле огурцом.
* * *
Я робела. Стояла перед профессиональным микрофоном и не могла выдавить из себя ни звука. За стеклом сидел звукорежиссер, рядом с ним расположился Громов. Босс держал в руках контейнер с огурчиками и хрустел, поглядывая на меня.
Огурцы ему нравились, а вот издаваемые мной вопли — нет.
Снова включился динамик, и я услышала его приказ:
— Ты сегодня с той ноги вообще встала, Краснова? Соберись и пой, как обычно.
Хорошо ему говорить, а я может вообще не спала? А когда вырубилась, Громов тут же разбудил звонком.
Уснуть я не могла. Заветные волосы главного босса лежали в пластиковой баночке для анализов в кармане куртки. Я весь вечер не решалась отдать их сестре. Понятно, что рано или поздно отдать придется, но после пережитого нами… мной, я не могла тут же передать Громова Маринке. Пыталась, да, но не смогла.
Потом всю ночь думала, что мне делать со своими чувствами к Громову, с самим Громовым, с Маринкой. Сестра я оказалась так себе, потому что эгоистично думала о своем счастье, чем о Маринкином.
Опять же, даже если ребенок Громова, сестра же не спросила его, хочет он от нее ребенка или нет?
И для меня малыш не чужой, мы же с Андреем не бросим его на произвол судьбы?
А вообще, не слишком ли я размечталась, надеясь, что Андрей не бросит меня? Ведь самое ценное я ему уже отдала, и захочет ли он второй раз — под вопросом.
— Мне плохо. Поговори со мной, — звонок босса в какой-то степени разрешил мои метания.
Ладно, пока он меня точно не бросит. А волосы Маринке я могу отдать позже, когда Громов вылечится и перестанет нуждаться во мне. Ну и я в нем, надеюсь.
— Арина, попробуй закрыть глаза и представить нас в спальне, — снова заговорил через динамики Громов, а меня пронзила дрожь от произнесенного им имени. Раньше я для него была Краснова. — Спой как обычно, для меня.
Послушно закрыла глаза, представила спальню и совсем не то, отчего хотелось бы запеть колыбельную. Зато услышала, как открылась дверь, моей руки коснулась его, потом Громов просто встал за спиной и приобнял за бедра, позволяя прислониться к его жесткому прессу.
— Пой, — коротко выдохнул в ухо, и я запела.
Через три часа записи, когда Громов взвыл и покинул меня где-то в районе частушек, звукооператор удовлетворенно кивнул и выпустил меня из кабинки. Босс сразу протянул бутылку с водой, к которой я жадно присосалась.
— Теперь в клинику.
— Сразу?! Я не смогу больше петь.
— И не надо. Запись уже готова. Нужна была чистая, без обработки. Она у меня, — Громов показал флешку. — Поехали.
Зачем в клинике я, раз у них теперь есть запись моего голоса, узнала по приезду. Громова отправили в лабораторию, ставить над ним опыты, и я видела по его в момент погрустневшему взгляду, что босс предпочел остаться со мной. А вот меня отвели в смотровую. Гинеколога. Зачем?
— Нам необходимо сделать забор анализов, — деловито сказала медсестра, указывая на ширму, где я могла снять колготки и трусы, — потом врач вас осмотрит.
— Но я не…
— Это стандартный медосмотр для получения медкнижки, — все также безэмоционально прервала медсестра, кивая на кресло.
Опять Громов. Решил обо мне таким образом позаботиться? Сама я не в состоянии что ли?
Но мне было приятно. Неудобно, стыдно, но приятно. Почти как получить букет цветов на свидании.
Только когда врач вылез из моей… Ну, то есть отошел от кресла, я вдруг поняла, что чертов Громов оформляет мне полную медкнижку, чтобы и дальше пользоваться неслужебной связью! А Маринку он оприходовал без всяких справок! Ну не гад?
Добил меня укол. Я даже пикнуть не успела, как врач вколол препарат и спокойно проговорил, что действие начнется дня через три-четыре, а повторный можно сделать через пять-шесть месяцев.
— А что это? — уточнила я, придерживая ваточку на месте укола.
