— Так что? — поторопила я, видя, что разговор с врачом закончился.
— Да хорош все, — улыбнулась сестра. — Мы просто решили не поднимать эту тему никогда.
— Ну и правильно!
И тут в палату вошел Гоша:
— О! Серега! А ты в курсе, что мы вместо тебя урода поймали?
— Рот прикрой, — огрызнулся безопасник.
— Я просто всегда считал, что безопасность твоя прерогатива…
Марина с беспокойством взяла меня за руку, остерегаясь вмешиваться в конфликт, я же прочистила горло и вполголоса, чтобы не разбудить Андрея, пропела:
— Хуй с пиздою говорил,
Что он жопу полюбил,
А пизда сказала хую:
До пизды! Я не ревную!
Оба босса уставились на меня:
— И к чему это было? — насупился Сергей.
— К тому, что нефиг письками мериться. Лучше идите работайте. Когда Андрея выпишут, я хочу в медовый месяц на целый месяц!
Сергей усмехнулся, а Гоша жалобным тоном заныл:
— Стоило ей взять его фамилию — сразу и замашки Громовские появились. Заметил?
— Женить тебя надо, Гоша, — покачала я головой, а его как ветром сдуло.
* * *
На пятый день лекарств стало меньше, часов бодрствования больше, от питания капельницами мы перешли к кормлению с ложечки.
— Тебя забавляет эта ситуация, да?
Я улыбнулась, промакивая губы мужа салфеткой.
— Очень. И мне очень приятно кормить тебя. Давай еще ложку за Арину, ложку за Марину, ложечку за Гошечку…
Громов отвернулся:
— Хватит, я наелся. Что с Валеевым?
— Посажен, допрошен, опознан и запротоколирован.
— Этого хватит?
Я уверено кивнула:
— У нас же еще один свидетель нашелся!
— Кто?
— А девушка из салона, которая эпиляцию делала. Руслан привел.
Громов кивнул.
— Так что, юрист ждет своего наказания, пока другой Серега роет землю на его сообщников, — закончила я. — Подробнее ты у безопасника сам спроси.
К моменту нашей выписки сообщников тоже поймали. Их опознать было проще, хотя Громов в силу своего темперамента кипятился, не желая отпускать меня в отделение на опознание.
— Я с ней буду! — клялся безопасник. — Тебе она жена, а мне своячница. Неужели думаешь, я о родственнице не позабочусь?
Домой мы возвращались полные планов на новую жизнь, и она началась с порога.
— Ой-ой-ой! Громов, врач строго запретил нагрузки в первое время, — взвилась я, как только руки мужа недвусмысленно легли мне на бедра и прижали к выпирающему месту на теле мужа.
— Две. Две недели не было никаких нагрузок. Пора приводить себя в тонус, — проурчал он, наклоняясь ко мне и запечатляя поцелуй на чувствительной коже шеи.
Глаза сами собой закатились, пока я в уме пыталась подсчитать, сколько же у меня не было этого тонуса? Морально то я прощалась с боссом сильно заранее.
— А ты помнишь минет?
— Когда ты заныкала моё семя? — ухмыльнулся муж.
А, черт, значит заметил…
— Нет, когда на меня напал Сергей?
Муж нахмурился:
— Да, ты рассказывала, но я тот период плохо помню, в меня вливали лошадиные дозы медикаментов.
— И все равно, ты очнулся и спас меня! — с гордостью напомнила я. — А я еще думала, как капельница сама могла навернуться по темечку юриста?
— Это все подсознание действовало.
— Хорошее у тебя подсознание. Оно меня сначала спасло, а потом продолжить велело.
Громов хмыкнул.
— Тогда пойдем вознаградим его, и меня заодно.
Я говорила, что секс с мужем неповторимый?
Само-собой с Громовым он был выше всяких похвал, но когда Громов стал мужем — каждая близость стала особенной. Только моя с ним, только наша.
Я терлась щекой о его грудь, жмурясь от удовольствия, прислушиваясь к ударам его сердца, все еще вторящим бешеному ритму минуту назад, и вздыхала.
— Андрей, а мой голос для тебя изменился?
— Хм… Пожалуй. Помню, у меня раньше мурашки бежали, стоило тебе открыть рот…
— А теперь? — разочаровано протянула я, зная, что услышу другой ответ.
— А теперь я хочу, чтобы ты как можно чаще стонала и охала…
— Ой!
— Вот прямо как сейчас.
Он поцеловал меня, определенно намекая, что отдых закончен и следующий перерыв не скоро.
Вот так сладко начался наш медовый месяц, плавно перетекший в медовый год. Мы успели с Громовым слетать на острова, он заново отрастил свою чумовую шевелюру, работал в свободном режиме, часто предпочитая проводить время со мной.
Мне было позволено менять интерьер на свой вкус и цвет, но у меня не было претензий ко вкусу и стилю хозяина, поэтому я ограничилась озеленением дома. Когда критическая масса зелени перевалила уровень допустимого, Громов выгнал меня в сад, заниматься озеленением территории. Как раз была весна…
— Андрюш, я хочу выучиться на ландшафтного дизайнера, — озвучила я недавно пришедшее ко мне понимание.
— Ты же хотела петь?
— Петь я могу и высаживая петуньи. Пожалуйста?
— Тебя придется отпускать на лекции.
— Ну да. Но я же не могу быть с тобой постоянно!
— А если у меня снова случится приступ? — возмутился он.
И приступы были основной причиной, по которой Громов таскал меня за собой везде, не отпуская ни на шаг. Иногда он хватался за голову, стонал и требовал массаж и спеть. Я бросала все и гладила мужа, напевая ему колыбельную. Боль быстро проходила, перерастая в страсть и близость. И последние месяцы приступы становились все чаще, а главное тогда, когда я строила планы по своей карьере или учебе.
— Андрей, мне кажется тебе стоит поговорить с врачом о дополнительном обследовании.
— Зачем?
— Меня пугают твои приступы.
Он криво улыбнулся, отвлекаясь от бумаг:
— Я думал, тебе нравится то, чем мы занимаемся после приступа.
— Нравится, но… Разве тебя не пугает возвращение головной боли?
— Ты отлично ее снимаешь, Ариш. И если ты будешь рядом, меня не пугает никакая головная боль!
Вот тогда я и заподозрила неладное, но на серьезную проверку решилась только спустя год после операции.
Андрей был в офисе. Несмотря на то, что от мигрени он почти избавился, свои порядки менять не стал, все продолжали ходить на обуви с мягкой подошвой и обходить седьмой этаж лестницами.
