Ах, Оракул снова наносит удар.
— Она сказала мне что произойдет. Что он вытянет из меня силу и нападет на Совет. Я не поверила ей, потому что это было бы безумием, — Соларис тихо рассмеялась. — Но она настаивала, что я должна остановить его. Что если я не найду сил убить того, кого люблю больше всего, я должна забрать силу.
У меня перехватило дыхание, и казалось, стены закружились.
— Я никогда не думала, что он будет действовать, но Совет предпринял шаги против нас. Они хотели разделить нас, и никто из нас, в нашем наивном эгоизме, не мог вынести такой мысли. Мы оставили безопасность Совета, и вышли в мир сами по себе, — Соларис покачала головой. — Они последовали за нами, отправив самых лучших Стражей. Когда они не преуспели, пришел Орден Таната.
Она с трудом сглотнула.
— Он тогда стал угрожать Совету, и я поняла, что все, что сказал Оракул, сбывается. Она дала мне средства остановить его, но было слишком поздно.
Я прикусила губу.
— Что он сделал?
Её глаза встретились с моими.
— Он никогда бы не сделал это, если бы его не опьянила сила, непревзойденная мощь. Но так случилось. Прежде, чем я смогла остановить его, он забрал мою силу. Было мгновение, сразу после того, как он забрал силу, когда он еще не мог пользоваться ей. Как Ахиллесова пята, и Орден напал. Остальное… остальное это история.
Я не знала, что сказать. Скорбь жгла мое горло. Очевидно, что Соларис любила своего Первого, так сильно, что она ни разу не назвала его по имени. Я не могла заставить себя спросить, как его звали, чтобы удовлетворить свое любопытство, потому что я знала, что это принесет ей только боль.
— Я сожалею, — это всё, что я могла сказать.
Соларис кивнула.
— Что делает твой Первый?
Я рассказала ей обо всем, о разрушениях, о приближающейся войне, о надежде, что мы как-нибудь сможем сделать так, чтобы история не повторилась. Если она удивилась, то она этого не показала. Соларис просто подошла ко мне.
— Я скрыла это от остальных Аполлионов, — снова сказала Соларис. — Я даже не знаю, как ты это увидела. Может быть, это была Судьба?
Боги, хоть один раз Судьба играет на моей стороне. Хорошая перемена.
— Может быть.
— Это проще, чем ты думаешь, — Соларис протянула руку, положив свою холодную ладонь поверх моей. — Ты должна повторить порядок, в котором знаки появились на твоем теле. Сначала. — Соларис сжала мою правую руку. «Θάρρος.»
Смелость.
Потом она накрыла своей ладонью мою левую руку.
— «Ισχύς.»
Сила.
Отпустив мои руки, она положила ладони мне под ребра, над пупком.
— «απόλυτη εξουσία.»
Абсолютная сила.
Наконец, она вытянула руку и накрыла мой затылок.
— «αήττητο.»
Неуязвимость.
Воздух покинул мои легкие и Соларис кивнула.
— Ты должна прижать свою плоть к его и назвать каждый знак его настоящим именем.
— Подожди, — сказал Айден. — Разве не таким же образом он может забрать силу себе?
Я уже знала, поэтому, когда Соларис отступила и повернулась к Айдену, я едва смогла посмотреть на него.
— Да, — сказала она. — Ей придется сделать это раньше него.
Айден открыл рот, но не произнес ни слова. Мы узнали, как получить силу, и это было кое-что, но это будет почти невозможно.
— Это все? — спросила она. — Я хочу уйти.
Персефона откашлялась.
— Я думаю, что да.
На мгновение глаза Соларис встретились с моими, и я подумала, что снова увижу её. И скорее, чем ожидаю. Я не знала, откуда взялась эта мысль, брала ли она начало в чем-то реальном, или это просто паранойя.
— Ты уверена, что хочешь это сделать? — спросила она тихим голосом, чтобы только я могла услышать. — Сила Убийцы Богов перейдет к тебе. И хотя ты возможно и чувствуешь силу и думаешь, что можешь контролировать её, она может захватить и тебя тоже.
Она выглядела так грустно, словно знала эту великую тайну, и вздохнула.
— И для какой бы цели боги ни искали возможности тебя использовать, когда они это сделают, ты думаешь, они оставят тебя в покое? Как предупредил меня оракул, двоих в одном поколении быть не может.
И потом её уже не было, но её прощальные слова запали глубоко, обернувшись вокруг души и сердца. Её слова не были предупреждением, а больше констатацией факта. Я взглянула на свою левую руку и почувствовала, что мой приговор был подписан задолго до того, как я узнала, кто я.
Я прерывисто выдохнула.
— Ну, это было депрессивно, — Калеб провел пальцами по волосам. — Если бы я уже не был мертв, я бы захотел покончить с собой.
— Без сомнений, — пробормотала Персефона. — Но мертвые люди, не хочу никого обидеть, часто смотрят на всё с плохой стороны.
Калеб пожал плечами:
— Я не обиделся.
Каждый раз, когда я видела Калеба, он не казался подавленным. Как будто прочитав мои мысли, он улыбнулся, и я вспомнила, что он сказал мне, когда я была в лимбе. — Ты сказал, что для него еще есть надежда.
Калеб с важным видом повернулся ко мне, показавшись мне таким живым, что это было больно видеть. Обхватив меня руками, он крепко меня обнял.
— Всегда есть надежда. Может быть не такая надежда, о которой ты думаешь, но надежда есть.
Я поначалу не поняла, поэтому прижалась к нему крепче, зная, что наше время быстро приближается к концу. Вдохнув свежий запах Калеба, я поняла, что мне нужно узнать что-то, что возможно разорвет меня на лоскуты.
Отстранившись, я повернулась к Персефоне:
— Где её Первый?
Прошла целая минута прежде, чем она ответила.
— Он в Тартаре.
Я прижала пальцы ко рту прежде, чем комок в горле вырвется наружу. Это было не столько из-за судьбы Первого, сколько из-за того, что это означало. Если я преуспею и смогу убить Сета, его судьба будет такой же. И моя тоже.
Я липла к Калебу следующие пятнадцать минут или около того, пока Айден занимал себя разглядыванием оружия, а Персефона подтачивала ногти или что-то в этом роде. Пока мы сидели на полу в военной комнате с коленями, прижатыми друг к другу, Калеб рассказал мне о том, что делает здесь внизу, чтобы провести время, а я рассказала, как сильно Оливия хочет его видеть. Мы не говорили о том, что будет дальше. Я была уверена, что Калеб знал о сумасшествии, которое творится наверху, и никто из нас не хотел портить эти драгоценные минуты.
