— Он мне известен, — ответил повелитель. — Обернись.
Кейр порывисто обернулся и выдохнул. Она стояла на шаг позади него. Спокойная, немного бледная, величественная и прекрасная, как никогда. А может это только казалось риору, и лиори была так же прекрасна, как всегда, но видеть живой блеск ее глаз было восхитительно, и ни одно из чудес верхнего и нижнего миров не могли сравниться с тем, как мерно вздымается ее грудь с каждым новым глотком воздуха, и любая из сладчайших песен звучала унылым напевом, когда в груди Перворожденной билось горячее сердце.
— Али…
Полустон — полувсхлип. И риор шагнул к ней, сжал плечи и навис сверху, жадно вглядываясь в знакомые черты лица.
— Ты, — прошептал он, не в силах отвести взгляда.
— Я, — тихо ответила она и обняла его лицо ладонями.
Ласково провела по щекам кончиками пальцев, тронула уголки губ и опустила ладони на широкие плечи риора.
— Ты отказался от спасения, — произнесла Альвия, глядя в глаза Кейра.
— Зачем мне жизнь без тебя?
— Ты так недальновиден, Райв, — ответила она. — Уже в который раз.
— Мои глаза видят только тебя, ты же знаешь, — сказал он с улыбкой. — Туда, где тебя нет, им смотреть не хочется.
Альвия улыбнулась в ответ, подняла руку и постучала пальцем по лбу риора. Он хмыкнул и пожал плечами:
— Таков уж есть.
— Иного и не надо, — ответила Перворожденная и отстранилась, разом напомнив, где они находятся.
Но никто не призывал их к порядку, не обвинял в неуважении, не гневался и не спешил наказать за то, что чужаки забылись. За ними наблюдали, изучали и не мешали делиться чувствами, ясно читавшимися в глазах риора и его госпожи. Однако Альвия шагнула вперед и чуть склонила голову, оказывая дань вежливости равной равному.
— Да хранят Боги властителя мира дайр-имов, — произнесла она сильным уверенным голосом, к которому привыкли боржцы.
В одно мгнвоение исчезла женщина, с нежностью смотревшая на дорогого ей мужчину, и ее место заняла лиори Эли-Борга Перворожденная Альвия. Исполненная достоинства и величия.
— И тебе благословения Хранителей, повелительница Предгорья.
Голос конгура звучал по-прежнему мягко. Ни высокомерия, ни надменности, ни желания унизить непрошенную гостью. Он поднялся на ноги и шагнул к жителям верхнего мира. Высокий, но ниже Райверна, сложением больше напоминавший женственного юношу. Утонченный, изящный, хрупкий. Даже Перворожденная казалась мужественней него, но отчего-то верилось, что в этом тонком гибком теле скрывается великая сила. Она ощущалась в одухотворенном лице повелителя, в его плавных, но уверенных жестах, в неторопливой скользящей походке и во взгляде проницательных светло-карих, почти золотистых глаз.
Альвия, словно завороженная, следила за приближением конгура. Она рассмотрела тонкие, необычайно красивые, черты его лица. Красота эта была непривычной, почти нечеловеческой, и, скорей, могла бы принадлежать невесомому духу, чем человеку из плоти и крови. И волосы, струившиеся по его плечам, будто жидкий огонь, еще больше усиливали это впечатление. Высокая корона, сотканная из переплетения золотых нитей, не казалась вычурной или нелепой, она была уместна и казалось на голове конгура столь же естественной, как меч в широкой ладони риора.
Наконец, он остановился и перевел взгляд на Райверна. Тот повинно опустил голову, но взгляд исподлобья был направлен на конгура, и в нем не было мольбы. В глазах риора застыло упрямство, и ладонь еще сильней сжала меч.
— Ты готов напасть на меня, — заметил повелитель дайр-имов.
— Нет, великий, — ответил Кейр. — Но я готов защищать Перворожденную.
— Почему, Райверн? — теперь конгур смотрел только на изгнанника. Он не опасался за свою жизнь, и никто из хранителей, застывших изваяниями, словно статуи их предков на входе в Дайраир, не сдвинулся с места, чтобы защитить повелителя.
— Таков долг каждого риора Эли-Борга.
— Но ты больше не риор Эли-Борга. Ты беглец и предатель в их глазах.
— От этого я не перестал быть верным подданным моей госпожи, — ровно произнес высокородный.
— Ты готов принять смерть за женщину, предавшую твою любовь?
Альвия вздрогнула, но лишь плотней поджала губы.
— Я готов умирать за женщину, которой принадлежит моя любовь, — поправил дайр-има Райверн.
— Но ты не опроверг того, что эта женщина, прежде, чем обвинила тебя в предательстве, первой предала тебя.
Лиори обернулась к Кейру, но он смотрел только на конгура и ее взгляда не увидел.
— Опровергаю, — произнес риор. — Альвия была юна. У нее не было времени увериться в моей любви, но зато она боготворила своего отца. Его смерть стала трагедией для всех, для его же дочери была равна утрате части собственной души. В то мгновение, когда она увидела меня с ножом в руке, лиори поверила своим глазам, только и всего.
— А после?
— А после ей помогли увериться в своих подозрениях.
— Ты оправдал эту женщину.
— Если бы я оказался дальновидней и умней, то не повел бы признанного предателя к господину, и сейчас говорить было бы не о чем. Но случилось, что случилось, и нет смысла сейчас сожалеть и оправдывать себя или ее. Мы прошли путь, уготованный Богами.
— Ты был полон горечи и обиды, — заметил дайр-им.
— Мы сказали друг другу, что лежало на душе, обиды больше нет.
Повелитель склонил голову, принимая ответ риора. После посмотрел на Альвию, но она не заметила внимания конгура. Лиори теперь не глядела ни на Райверна, ни на конгура. Ее взгляд был устремлен вперед, но вряд ли женщина что-то видела. Грудь Перворожденной часто вздымалась, она покусывала губы, и, кажется, мысли, владевшие властительницей Эли-Борга, были безрадостны.
Конгур вновь перевел взгляд на риора.
— Почему ты предал наше доверие, Райверн?
Кейр коротко вздохнул и отвел глаза в сторону, теперь он ощутил вину. Он уже открыл рот, собираясь ответить, но Альвия заговорила первой:
— Риор спасал наши жизни, — произнесла она. — Это был единственный путь. И мы бы так и не спустились к вам, если бы не новая угроза. Райверн повел меня долгим и сложным путем, чтобы избежать дальнейшего нарушения договора между нашими предками.
— Не стоит лгать, — ответил конгур без всякой враждебности. — Райверн не желал подвергать свою женщину угрозе смерти, предписанной договором.
Глаза лиори гневно сверкнули. Теперь она не отрывала пристального колючего взгляда от дайр-има.
— Ложь? — переспросила Перворожденная. — В моем роду честь была и остается в числе добродетелей, которые внушают с измальства. Обвиняя меня в клевете, конгур клевещет сам. — Она сделала шаг к повелителю подземного мира. — Ложь нужна тому, что хочет скрыть правду, мне скрывать нечего.
