Я купила большой моток скотча и, встав на стул, развесила работы у себя в комнате, несмотря на то что скоро собиралась съезжать. Я организовала галерею — только для себя. Из ничего не знающей и не умеющей плаксы я превратилась в плодовитого мастера гравюр. Это служило доказательством, что, пока мой мозг томился в тревоге, душа была занята, благодарная, что получила такой шанс. Я почувствовала, что часть меня стремится к спасению.
Подруга, которую я завела в группе, решила отпраздновать окончание занятий и позвала меня на уличную вечеринку с мороженым и танцами. Я пришла пораньше. Подруга появилась с еще одной девушкой, скульптором. Обе выглядели несколько заторможенными — они уже успели принять виски. Я налила себе водки с ананасовым соком, наблюдая, как дети ловят светлячков и потягивают крем-соду через красные соломинки. Мы попрыгали на импровизированном танцполе. Я завязала рукава куртки вокруг головы, как висящие заячьи уши. Подошли несколько парней — за ними тянулся затхлый одеколонный дух дубового мха и горелых бревен. Спросили, не изучаем ли мы искусство. Интересно, они сделали такой вывод из-за куртки, повязанной у меня на голове?
— Только этим летом, — ответила я.
— А ты местная? — спросил один из них.
— Нет, я из Калифорнии. А ты?
Но его друзья уже спешили, звали его, размахивая руками. Он посмотрел на них, потом снова повернулся ко мне и спросил с серьезным видом:
— Если я останусь, мы попозже займемся сексом?
Вот так, без перехода. От мимолетной болтовни, которая и выеденного яйца не стоила, мы сразу перешли к этому тупому вопросу.
— Нет, — ответила я и глазом не моргнув.
Тут же, не сказав ни слова, он отвалил рысью к своим друзьям, а я так и осталась стоять со свисающими с головы рукавами. Мы все трое были вне себя. Оказалось, друзья того парня задали тот же самый вопрос моим подругам. В самом деле? С чего бы? Все разом? И тот, с зализанными волосами?
Было поздно, мы пошли к моей подруге. Нам захотелось холодной воды и хлеба с маслом. Пока шли, рассказывали друг другу истории о нелепых знакомствах с парнями, о том, что те делали или говорили: «Как-то раз один парень в кофейне…», «Как-то раз брат подруги…», «Как-то раз мой преподаватель по философии…» — сплошные как-то раз…
Черный «мустанг», газуя, остановился на красный свет; внутри, развалившись, сидели трое здоровенных парней: «Куда это вы, дамы, направляетесь? Хотите с нами в клуб?» Клуб?! Меня мучил сушняк, по венам текла водка с ананасовым соком, в голове молоточком стучало «как-то раз…», и уже тошнило от этих историй — и вдруг снова окунают головой в этот вопрос. Это уже становилось невыносимым. До ближайшего бара — несколько кварталов, вокруг на улице, кроме припаркованных автобусов и домов с черными окнами, никого и ничего. Я вышла на середину пустой дороги, сжала кулаки, вскинула голову и начала орать.
Я выкрикивала что-то безжалостное и делала это очень громко. Подруги сначала обалдели, потом начали смеяться, парни, застряв на красном свете, нервно огрызались: «Сука психованная! Сука психованная!» Но мне было все равно. Их сверкающий «мустанг», их торчащие волосы, их тупое предложение подвезти. Да даже если мы и захотели бы поехать в клуб, то все равно не поместились бы в их паршивую тачку. Я не хочу спать с ними, не хочу идти с ними в клуб, не хочу, чтобы они шли рядом и спрашивали, куда я направляюсь или как дела, — спрашивали таким тоном, который заставляет меня втягивать голову в плечи, тоном, от которого хочется оглохнуть и исчезнуть. Толстая покрышка, напичканная гвоздями, взорвалась, все содержимое железным дождем обрушилось на их машину. Я чувствовала себя сильной, опасной и сумасшедшей. Мне было наплевать, даже если перебужу весь мир своим криком. Светофор сменился на зеленый. «За ними!» — крикнула подруга, и мы побежали.
Три девушки преследовали черную машину, единственную на всей улице. Подруга поравнялась с парнями на следующем светофоре и ударила рукой по задней фаре. «Отвали на хрен! Даже не смей трогать мою машину!» — они были в бешенстве. Три женщины угрожали им, переходя всякие границы. Я все еще кричала, переполненная адреналином: «Тупоголовые свиньи!» Но когда заглянула в окно, увидела, как один из них уставился на меня.
Вдруг это перестало казаться игрой, и я перешла в режим защиты. Стоп, стоп. Мы отступили, и они умчались прочь. Свидетели. Если они вернутся, нам нужны будут свидетели. Я крутила головой, оглядываясь по сторонам. Метрах в десяти от нас стоял молодой человек в очках. Он казался отстраненным, руки в карманах, словно опасался, что мы переключимся на него. Я была благодарна, что он оказался рядом. Я схватилась за голову, выбившись из сил. Мы все тяжело дышали.
Хотя я планировала остаться до конца августа, той ночью решила уехать. Домой? Не вариант. Куда угодно, только не домой. Дом был эпицентром нападения, заполненным навязчивыми воспоминаниями. Мне нужно было и дальше бежать от всего.
Когда у Лукаса закончилась практика, в тот же день он прилетел ко мне, появившись на арендованной машине. Он помог мне собраться, бережно свернул все работы, сложил всю мою жизнь в синий автомобиль. Мы собирались в Филадельфию, где я могла оставаться у него вплоть до даты слушания. Он ждал в машине, дав мне время попрощаться. Я стояла в своей желтой комнате, в своем убежище, своей обители, вспоминая ночи удушающей жары, всепоглощающего страха, растворяющегося только утром. Я оставила вентилятор стоять одиноко посередине, надеясь, что следующему жильцу он принесет прохладу и покой.
Глава 5
Слушание назначили на двадцать седьмое сентября. У меня было три недели. За последние восемь месяцев я никому не рассказывала историю полностью. И если честно, то все меньше и меньше была готова к этому. Но состояние внутренней тревоги только усиливалось. Я словно стояла на краю утеса с коктейльными палочками и бумажными салфетками, из которых должна была соорудить нечто, на чем мы с сестрой могли бы безопасно спланировать вниз.
Я прожила в Филадельфии целый месяц. Со мной предполагала связаться Алале, чтобы начать подготовку.
— У тебя есть к ней какие-нибудь вопросы? — не переставая спрашивал Лукас.
— Ага, — отвечала я.
— Может, запишешь их?
— Не сейчас. Не хочу говорить об этом. Возможно, позже.
В день звонка он протянул мне список, который сам составил, выделив главное и разбив вопросы по следующим категориям:
• слушание и судебное разбирательство — отличия;
• сроки проведения;
• общение с противной стороной;
• возможные варианты окончательных результатов;
• соглашение;
• свидетели;
• поддержка для Шанель.
Я же нацарапала карандашом несколько слов, да и то небрежно и неразборчиво. У меня были вопросы, но на них, увы, не найдется конкретных ответов. Можно ли принимать «Ксанакс» на голодный желудок? Устроюсь ли я снова на работу? Все ли у него нормально с психикой? Не схожу ли я с ума?
