Я присел. В заднем кармане чувствовался недавно засунутый туда блокнот. В камере, помимо меня, находились пять охранников, и несколько стояли в коридоре.
В камере повисла напряженная тишина. Кажется, времени на раздумья у меня было немного, и я кивнул в ответ.
Зам протянул мне новый договор и шариковую ручку. Я принялся читать.
– Все то же самое, никаких изменений, даже сроки остаются прежними, и мы готовы заплатить вам за время отсутствия на рабочем месте, – заговорил он, не дав мне дочитать первое предложение.
Я старался пропускать мимо ушей его слова и не отрывал взгляда от договора.
«Что-то изменилось, не зря он так сладко щебечет».
Вчитываясь в каждое слово, я выискивал междустрочия, мелкий шрифт, опечатки, все что угодно, но договор действительно был один в один как предыдущий.
Пальцы крепко сжимали ручку, не решаясь ставить подпись. Холодные взгляды со всех сторон давили на меня. Я чувствовал, что если буду тянуть, то рано или поздно они выбьют из меня эту подпись или еще раз отправят на тот свет, тем же способом, чего мне ужасно не хотелось. Но я все равно медлил.
«Почему они решили меня выпустить, это какой-то развод, но я не понимаю, в чем его смысл?»
Мне вдруг вспомнился Витя, его лицо, когда он узнал, что я ничего не подписывал. Он пытался меня предупредить, намекал на то, что я должен схалтурить, плохо выполнить работу, и тогда они меня не возьмут. А я – дурак – думал, он место для кого-то держит; да уж, место просто завидное.
– Я могу подумать?
– Нет, – резко оборвал он, еле дав мне договорить.
– Почему вы решили меня выпустить?
– Потому что вы специалист, и вы нам нужны.
– То есть просто выпустить меня отсюда вы не хотите?
Он не отреагировал. Я взглянул на него, на слегка порванный пиджак, на быстро затягивающуюся рану на лбу, которой я одарил его, ударив о решетку.
«Нет, дело тут не в моей работе, дело во мне, в моей подписи, ты хочешь мне отомстить, хочешь, чтобы я сгнил в твоей тюрьме, и это возможно только в том случае, если суд признает меня виновным. А он уже вынес свой вердикт, судья оправдал меня, а значит, после смерти я не попаду в камеру пока что. Черт, но что же делать… Если я сейчас выйду из этой камеры, то снова буду стоять в коридоре, ожидая нового суда, а вдруг решение изменится? По сути, мне нужно продержаться восемь месяцев, не нарушая правил договора, и все, я свободен».
Я глубоко вздохнул и поставил кривую подпись, а затем расшифровку.
– Вот и правильно! Я вам даже больше скажу – это первое исключение в нашей тюрьме, мы никогда не даем людям второго шанса – Он коротко улыбнулся и направился к выходу. – Дайте ему мазь, а как будет готов, пусть поест и приступает к работе, рабочий день еще не окончен. – Тон его с фальшиво-дружелюбного сменился на сурово-командный.
Он вышел прочь из камеры, ни разу больше не взглянув на меня. Кажется, эти разговоры не доставляли ему особой радости. Один из охранников достал из кармана полный тюбик мази и положил рядом со мной.
– Что, так и будете тут сидеть, пока я не скажу, что готов?!
Никто, разумеется, не ответил. Я все еще чувствовал себя плохо, и дело даже не в том, что я восстал из мертвых всего пару минут назад, просто ко мне вернулась боль – физическая и душевная. Но зато теперь я кое-что знал, и это давало надежду. Ведь меня не признали виновным, и после смерти я продолжу жить; как и где, пока непонятно, но продолжу, я сделаю все, чтобы так и было.
Выдавив толстую колбаску мази на ладонь, я втер ее во все тело, начиная с ног. Закончив, я все-таки оставил немного и убрал тюбик в карман, несмотря на недовольный взгляд одного из «лысых».
Снова приняв горизонтальное положение, я закрыл глаза и начал ждать, пока мазь начнет действовать. Долго ждать не пришлось. Боль отступала быстро, вместе с ней уходил и жар, через несколько минут тело уже не лихорадило, и я чувствовал себя более-менее нормально, разве что немного уставшим, но это исправит сон.
Пока я лежал с закрытыми глазами, из камеры незаметно вышли практически все, меня охраняли лишь два человека. Я открыл глаза и увидел, что они стоят у входа и держат руки за спиной.
– Я готов, – нехотя буркнул я, глядя на угрюмых стражей.
Один подошел ко мне и протянул вперед наручники.
– Зачем это? – толкнул я рукой кандалы. – Я подписал договор, теперь я свободен, разве не так?
Охранник хотел потянуться за прутком, висевшим у него на поясе, но напарник остановил его.
– Пожалуйста, вытяните руки вперед, таковы правила; как только окажетесь в рабочей зоне, мы снимем их с вас.
«Надо же! Со мной соизволили заговорить! Вот это да!»
Что ж, по такому случаю я согласился пойти на уступки и послушно выставил руки перед собой.
Охранник щелкнул браслетами, и через несколько секунд мы покинули камеру. Я напоследок взглянул внутрь уже бывшей темницы и почувствовал невероятное облегчение, но это еще был не конец, меня по-прежнему держали на привязи.
И вот я снова иду мимо камеры Андрея, но будучи живым и в каком-то смысле свободным. Он посмотрел на меня сквозь решетку своим отсутствующим взглядом, в котором невозможно прочитать эмоции, но я смог прочитать вопрос: «Почему?»
«Почему он остается за решеткой, а меня выпускают? Пусть и после подписания договора, но выпускают, хотя, возможно, я ошибаюсь и все обстоит иначе».
Я был уверен, что меня вернут на прежнее место, туда, где моя работа резко оборвалась после того, как я столкнулся с этим уродом – Максимом.
«Интересно, его поймали или даже не пытались? А что, если он решит найти меня, вдруг он не один?»
Эти вопросы наряду с остальными тревожными мыслями донимали меня по пути.
Въезжая в очередное действующее крыло, вагонетка начала сбавлять скорость и через пару секунд остановилась с характерным повизгиванием тормозов.
На платформе нас встречал пожилой человек в строгом костюме цвета мокрого асфальта. В последнее время я много раз пытался встретиться с ним, молил о том, чтобы он появился, подтвердил мои слова, спас меня из всего того кошмара, что произошел со мной. Но он не появлялся. Ладони невольно сжимались в кулаки, и я хотел разбить ему лицо.
Конвоир снял с меня слабо затянутые наручники и кивнул головой в сторону выхода.
– Здравствуйте, Олег, ну как вы? Даже не представляю, что вам пришлось пережить, но теперь все позади, вы снова можете работать! – Голос его звучал неуважительно заботливо. Он не смел говорить со мной в таком оптимистичном и дружелюбном тоне, не смел улыбаться.
– Вы мне наврали!
– Я? Наврал вам? Вы что-то путаете!
– Вы сказали, что никто не может сбежать! Обещали, что я никогда не столкнусь лицом к лицу с заключенными! Вы утаили от меня правду, правду этого места! Вы похитили меня и сделали своим рабом! – С каждым новым словом я все больше переходил на крик и, раскаленный донельзя, уже хотел броситься на инженера, но, почувствовав на себе сверлящий взгляд охранника, наконец убавил обороты и понизил голос.
