– Секунду, – ответил инженер, и в трубке зашуршали бумажки.
– Так-с-с… С момента подписания прошло четырнадцать дней.
– Тогда почему по радио говорят, что сейчас середина ноября?
– Радио? Какое еще радио? – Он делал вид, что искренне удивлен. – Ах, радио. В столовой. Так это же записи с прошлых лет. Не стоит обращать внимания. Если хотите новостей, то я с радостью попрошу принести вам свежих газет, подойдет?
– Газет?
«Ты что, издеваешься?»
Я не знал, что сказать, они находили объяснение всему.
«Что мне толку с этих газет, они могут быть старыми, как я это проверю? Как я вообще могу что-то проверить? Я же в чертовой тюрьме, без телевидения, интернета, телефона, с этим нужно что-то делать, срочно, иначе восемь месяцев не кончатся никогда».
Я снова вспомнил историю про повесившуюся жену, про разбитые судьбы людей. Внутренности завязало в узел.
– Нет, спасибо, газет не нужно.
– У вас есть еще какие-то вопросы?
– Нет, вопросов больше нет.
В динамике послышались гудки. Я глубоко вздохнул, а затем повесил трубку.
«Как мне связаться с Алиной, чтобы они об этом не узнали?»
В голове уже давно жила мысль о том, что, если дома от меня не будет никаких вестей, случится что-то плохое.
День тянулся невыносимо долго, от выходных не было никакого удовольствия, а ближе к обеду накатила такая тоска зеленая, что хотелось заплакать.
Последний раз слезы я пускал лет в пятнадцать. Тогда сделать это было проще, сейчас, как ни старайся, душа – камень, ни за что не поддастся. Сначала я думал, что причина такого настроения – тоска по дому, но потом понял, что это от одиночества. Я уже привык к тому, что рядом постоянно трется Вадик, болтает без умолку, шумит инструментом… Кажется, я скучал по этому засранцу.
«Хорошо ему на свободе, делай что хочешь, говори о чем хочешь, иди куда хочешь».
Тут-то меня и осенило:
«Точно! Иди куда хочешь, говори с кем хочешь».
Вадик может добраться до Алины и передать ей от меня весточку, сказать, что все в порядке, объяснить ситуацию; уверен, плевать он хотел на местные правила. Это может сработать, главное, чтобы он не сдал меня. Но это же абсурд, зачем ему это делать, мы ведь друзья, кажется.
От этих мыслей узел внутри потихоньку ослаб, и настроение пошло в гору, я начал планировать наш разговор и продумывать детали.
Почти весь день прошел в полудремотном состоянии, поэтому спать я лег сразу после ужина. А наутро, когда вдали послышался звук вагонетки, сон моментально улетучился. А как только я увидел Вадика, волнение переполнило меня и повалило через край.
«Мы поговорим скоро».
– Олег, здорóво, ну как отдохнул? – не успев сойти на землю, замахал рукой Вадик.
«Нет, это тип меня не сдаст, он нормальный парень».
– Отоспался! – не менее резво ответил я, глядя в сторону охранника, сидевшего в вагонетке.
– Молодцом, а я тебе сигарет купил, целый блок! – Вадик кинул мне коробку самых дешевых сигарет, но я был ужасно рад и этому.
Закурив по одной, мы уселись на кровать в ближайшей камере.
– А ты что, все воскресенье тут проторчал?
– Угу.
– И не надоели тебе эти стены?
Я пожал плечами. Нас могли услышать, пока что нужно быть начеку. Лучше всего начать разговор, будучи уверенным, что рядом никого; надеюсь, такая возможность скоро представится.
День начался как обычно. Мы уже перешли на второй уровень. Еще пару недель, и весь участок будет зарешечен, а значит, нас отправят на следующий.
Прежде чем начать разговор с Вадиком, мне нужно было окончательно убедиться в его честности и открытости. Тогда я ненавязчиво начал интересоваться его жизнью, планами, его мыслями по поводу этого места, стараясь услышать в словах хотя бы что-то, что могло бы вызвать сомнения.
– Вадик, а ты на сколько подписал договор? – обратился я к нему в середине дня, когда охранник ушел из зоны видимости.
– На полгода, а ты?
– Восемь месяцев. Ну и что скажешь – протянешь?
– Ох, не знаю, Олежка. Я – птица вольная, сегодня тут, завтра там. Если честно, между нами, – он перешел на полушепот, – я больше двух месяцев нигде не задерживаюсь. Не могу, вот понимаешь, не могу, и все. То начальство меня бесить начинает, то работа, то зарплата. Я поначалу начинаю халяву гнать, потом уходить с работы раньше, опаздывать, а бывает, и мордобоем заканчивается, во как.
Я посмотрел на него с изумлением.
– Да не бо-ииись ты, – заулыбался он, завидев мою реакцию, – ты хороший парень, мы с тобой вот такая команда. – Он поднял вверх большой палец.
Я улыбнулся в ответ уголком рта и продолжил:
– А что насчет здешних правил?
– А что насчет них?
– Ну то, что вся информация строго конфиденциальна, – говоря это, я покривлялся, изображая констебля из детективного кино.
– Олежка, я же тебе говорил, мне по барабану все эти бумажки, правила и прочая ахинея, что хочу, то и говорю, когда захочу, тогда и уволюсь, а договора свои они могут засунуть себе…
– В одно место, я помню. – Я улыбался, слушая эти разглагольствования.
«Кажется, все в порядке, Вадик – свой человек, ему можно верить».
Дело оставалось за малым, собраться с мыслями и найти момент. Вскоре он представился.
На следующий день, когда мы только-только собирались начинать работать, к нам собственной персоной явился заместитель начальника тюрьмы. Оценив проделанную работу и мой здоровый вид, он оповестил нас о том, что в обед за нами приедут и заберут на один из участков, где был совершен побег.
«Побег? Снова? Вот тебе и супернадежная тюрьма».
Зам словно считал выражение моего лица и начал отвечать на незаданные вопросы.
– Вы должны будете провести наружный осмотр решеток, рассказать, как, по-вашему, были переломлены прутья, и, собственно, исправить ошибку предыдущего сварщика.
Затем он как бы в никуда добавил:
– Жаль, что он не понес наказания, за такие косяки следовало бы руки оторвать на месте.
Я не понял, была это игра слов или он реально так думал. Возможно, с кем-то здесь так уже поступали, я не знал, не хотел знать, но мне стало немного легче от того, что я не был замечен в плохой работе. Видимо, все, что ни делается, – к лучшему.
Вагонетка с охранником приехала примерно через полчаса.
К тому времени мы успели собрать весь инструмент и, загрузив его, двинулись к очередному месту работы. По дороге молчали; даже Вадик, на удивление, был каким-то тихим. Он сидел рядом с охранником и выглядел очень напряженным. Мне даже показалось, что я заметил отблеск страха в его взгляде, в том самом взгляде, который постоянно говорил: «Мне на все плевать, я сам себе хозяин!»
