— Да ничего, Жук. Просто мне стало там не по себе, паника накатила. Теперь-то порядок — ну, не порядок, но уже лучше. — Я попыталась вернуться к разговору про него. — Прости, что ударила. — Я подняла руку к его лицу, подержала пару секунд. — Больно?
Он растерянно улыбнулся:
— Побаливает. Вот уж не подумал бы, что ты меня так треснешь. — Он фыркнул, потряс головой. — Повезло Майку Тайсону, ему с тобой не драться.
— Прости, — повторила я.
— Да ладно тебе, — сказал он все так же с улыбкой.
Так мы и стояли на мосту, облокотившись на перила, глядя на воду, когда раздался взрыв и «Лондонский глаз» взлетел на воздух.
9
Вы, наверное, раз сто смотрели все это по телевизору, так что сами знаете, что мы тогда увидели: ослепительная вспышка, обломки разлетаются во все стороны, густое облако дыма, одна кабинка полностью разрушена, остальные повреждены или покорежены. Люди вокруг все замерли и обернулись в сторону «Глаза». Над водой зазвучали крики.
Мы с Жуком сказали в один голос:
— Господи!
Слова эти повторили все, кто стоял рядом, для некоторых это, возможно, было призывом к Всевышнему, для большинства из нас просто возгласом изумления. Минуту-другую мы стояли и смотрели: облако пыли осело, взвыли сирены. Я будто онемела. Несколько минут назад я засомневалась в числах, понадеялась, что все это выдумка, дурацкая игра моего воображения. Теперь стало ясно: никакая это не игра. Числа — реальность, мне известно будущее других людей, будет известно всегда. Я вздрогнула.
— Пошли отсюда, Жук, — сказала я. — Двигаем к дому.
Чего бы там меня ни ждало у Карен, все лучше, чем смотреть, как из-под обломков достают мертвецов. Я повернулась и зашагала через мост, но Жук не двинулся с места.
— Давай! — окликнула я его. — Пошли.
Он все так же стоял, прислонившись к ограждению, глядел на меня, морща лоб. На лице было написано недоумение, но обвинения там не было. Я знала, что последует. Это было неизбежно. Глядя мне прямо в глаза, он выпалил:
— Ты знала. Ты знала, что будет.
Между нами было метров пять. Говорил он громко, так, что услышала не только я, но и несколько прохожих. Некоторые тут же обернулись и уставились на нас.
— Заткнись, Жучила, — прошипела я.
Он покачал головой:
— Вот и не заткнусь. Ты про это знала. Что за хрень, Джем?
Он выпрямился и пошел на меня.
— Ничего. Заткнись!
Жук подошел вплотную, попытался меня схватить. Я поднырнула ему под руку и бросилась бежать. На мосту было полно людей, приходилось прокладывать себе дорогу. Жук бегал куда быстрее меня, но он был здоровенный, неуклюжий, — я слышала, как на него орут те, на кого он натыкался. Я перебежала через мост и помчалась, не разбирая дороги, дальше. Жук быстро меня нагнал, схватил за руку, развернул к себе.
— Откуда ты узнала, что произойдет, Джем?
Оба мы тяжело дышали.
— Ниоткуда. Ничего я не знала.
— Брось, Джем, знала. Все ты знала. Да что же это такое?
Я попыталась вырваться, но он крепко сжимал мою руку. Высоченный, сильный, вонючий — казалось, он окружил меня со всех сторон, не удерешь. Я попыталась его стукнуть, но он схватил меня за обе руки. Попробовала боднуть, но он угадал мои намерения и отодвинул меня, не выпуская, подальше. Стало совсем хреново. Я лягнула его. Он поморщился, но рук не разжал.
— Ну, нет, чел, сперва ты мне все расскажешь.
На нас таращились. Я перестала брыкаться, обмякла. «Я больше не хочу оставаться с этим один на один, — пронеслось в голове. — Больше не могу быть одна».
— Ладно, — сказала я ему. — Только не здесь. Знаешь короткий путь к каналу?
Мы прошли по Эджвер-роуд и выбрались на задворки магазинов, а там и к каналу. Наконец-то вокруг никого. Силы у меня вдруг кончились, ноги задрожали.
— Дай присяду, — сказала я слабо и рухнула на сломанную скамью. Одна доска была выдрана, того и гляди провалишься. Жук уселся рядом.
— Цвет лица у тебя какой-то странный, чел. Опусти голову между колен или еще что.
Я наклонилась, в ушах раздался громкий шум. В голове полыхнуло красным, потом почернело.
— Эй, дружище, ты чего?
Голос Жука звучал будто издали, с другого конца туннеля. Когда я открыла глаза, все оказалось не на своих местах. Я не сразу сообразила, что просто лежу. Скамейка впивалась в тело — удивительно, что я не провалилась в эту дырку, но голова лежала на подушке; та была вонючей, но мягкой: а, это Жучилова куртка. Он вышагивал взад-вперед по дорожке, тряс головой, щелкал пальцами, что-то бормотал.
— Эй, — окликнула я почти беззвучно. Он перестал шагать, присел со мной рядом.
— Ты там как, чел? — спросил он.
— Нормально.
Он медленно помог мне сесть, сам уселся рядом. Меня трясло. Он схватил свою куртку, протянул мне:
— На, надень.
— Не надо, мне и так хорошо.
Еще не хватало, чтобы эта провонявшая тряпка касалась моей одежды, моей кожи. Я снова вздрогнула, он завел свою руку мне за спину. Я не сразу поняла, чего он затеял, хотела было послать его подальше, и только потом сообразила, что он набросил куртку мне на плечи. Завернул меня в нее. Я вспомнила, как мама кутала нас обеих в одеяло на диване, когда квартира совсем промерзала, как в ее светлые дни мы лежали там обнявшись. Что-то мне попало в глаза: острое, колкое, горячее. Перелилось через край, побежало по правой щеке. Блин, да я плачу. Я никогда не плачу. Не плачу, и всё. Я шмыгнула носом, вытерла лицо тыльной стороной ладони.
— Теперь ты мне скажешь?
Я уперлась взглядом в землю перед собой. Если и был у меня в жизни друг, так это Жучила. Могу я ему довериться? Я глубоко вдохнула.
— Да, — ответила я.
И все ему рассказала.
10
Между нами повисло молчание, только оно было не пустым, а полным мыслей и чувств, несказанных слов и странных ощущений. Мы сидели, в полумиле от нас гремел лондонский хаос: выли сирены, гудели машины, пролетали вертолеты. Меня будто оглушили и тем, что случилось на наших глазах, и тем, что я наконец открыла кому-то свою тайну. Тело и голова будто развалились на куски. Я так и не подняла глаз на Жука — смотрела в землю и говорила. Жутковатое ощущение, будто слышишь чужой голос.
Он сидел, подавшись вперед, опершись локтями о колени, и внимательно слушал. По-моему, так тихо он на моей памяти еще никогда не сидел. Наконец выдохнул — долгий выдох сквозь сжатые губы.
— Врешь ты, чел, врешь.
Казалось, он растерян, даже напуган.