В.: Каков вклад Линды?
О.: Строго говоря, она поет бэк-вокал, но, конечно, этим ее роль не ограничивается, потому что она и плечо, на которое можно опереться, и взгляд со стороны, и известный фотограф. Но важнее всего этого то, что она в меня верит — постоянно…
В.: Об альбоме ничего не было известно до самого последнего этапа. Так было запланировано?
О.: Да, потому что, как правило, альбом устаревает еще до того, как выйдет. (в сторону) К примеру, Get Back.
В.: Можешь описать ощущение от альбома в нескольких словах?
О.: Дом. Семья. Любовь.
В.: Линду теперь можно будет слышать на всех следующих пластинках?
О.: Не исключено. Мы оба любим петь вдвоем, и у нас масса возможностей практиковаться.
В.: Пол и Линда станут Джоном и Йоко?
О.: Нет, они станут Полом и Линдой.
В.: Правда ли, что ни Аллен Клейн, ни ABKCO не участвовали и не будут никак участвовать в продюсировании, издании, распространении и рекламе нового альбома?
О.: Нет, насколько от меня это зависит.
В.: Ощущаешь ли ты, что тебе не хватает остальных Beatles и Джорджа Мартина? Был ли такой момент, когда ты подумал про себя: «Жаль, нет Ринго, чтобы сыграть эту партию?»
О.: Нет.
В.: Если альбом вдруг окажется огромным хитом, собираешься ли ты сделать еще один?
О.: Даже если не окажется, я буду и дальше делать то, что захочу и когда захочу.
В.: Вы планируете выпустить новый альбом или сингл Beatles?
О.: Нет.
В.: Этот альбом — просто передышка в работе с Beatles или начало сольной карьеры?
О.: Время покажет. Поскольку альбом сольный, он означает начало сольной карьеры, а поскольку делался он не с Beatles, это также и перерыв. Так что он и то и другое.
В.: Ты отошел от Beatles на время или навсегда, по причине личных разногласий или музыкальных?
О.: Личных разногласий, деловых разногласий, музыкальных разногласий, но больше всего потому, что мне приятнее проводить время с семьей. На время или навсегда? Честно, не знаю.
В.: Видишь ли ты в будущем возможность того, что Леннон — Маккартни снова станут действующим авторским партнерством?
О.: Нет.
В.: Что ты думаешь о кампании за мир, которую ведет Джон? О Plastic Ono Band? О влиянии Йоко? О самой Йоко?
О.: Я люблю Джона и уважаю то, что он делает. На самом деле я не получаю от всего этого никакого удовольствия.
В.: Каковы твои отношения с Клейном?
О.: Они отсутствуют. Я не поддерживаю с ним контакт, и он меня нигде не представляет.
В.: Что ты теперь планируешь? Отпуск? Мюзикл? Фильм? Уход на покой?
О.: Мой единственный план — продолжать расти.
В руки Daily Mirror попал сигнальный экземпляр, и 10 апреля она вынесла историю в заголовок: «ПОЛ УХОДИТ ИЗ BEATLES». Итак, двенадцать лет, девять месяцев и четыре дня спустя после того, как он сыграл Джону «Twenty Flight Rock» в зале церкви Св. Петра, все было кончено.
Несмотря на шумиху и дальнейшие подтверждающие заголовки по всему миру, новость произвела странное, несенсационное ощущение — почти облегчение от того, что длившаяся несколько месяцев неопределенность, наконец, разрешилась. Beatles растворились в истории синхронно с самими шестидесятыми: их последователи чувствовали себя, как будто пробудились от блаженного сна и лежащее перед ними новое десятилетие не сулило ничего, кроме мутного похмелья.
В Лондоне на крыльце штаб-квартиры Apple было устроено траурное бдение, подобное тем, что традиционно проводились у Букингемского дворца после кончины монархов. Согласно преобладающему мнению опрошенных на камеру «яблочных очистков», во всем была виновата Линда. «Вообще-то она должна быть Полу женой, — поясняла одна из них репортеру BBC. — А она для него повелитель, опекун… Она скажет: „Прыгай“, и он прыгает. С таким гением, как Пол… Нельзя позволять женщине делать такое с мужчиной».
Пол горячо защищал себя от обвинений в деструктивном эгоизме, сыпавшихся со всех сторон. «Я не уходил из Beatles, — протестовал он. — Это Beatles ушли из Beatles, но никому не хотелось первым сказать вслух, что все, праздник кончился». Как бы то ни было, это не имело большого значения: пресса почти единодушно обвинила его в непомерном самомнении и безответственности — а также в бездушной расчетливости, ибо только ею можно было объяснить, что он приурочил такую ужасную новость к выпуску своего первого сольного альбома. Дело было в том, что даже самые сведущие из наблюдателей не знали ничего об остракизме, игнорировании, закулисных интригах и унижениях, которые он пережил в группе за последние месяцы, при этом все равно пытаясь удержать ее вместе.
Джон тем временем думал, вне себя от злости, о том, как полгода назад его уговорили повременить с отставкой ради общей пользы. А теперь Пол украл прощальный жест, который должен был сделать он сам. Когда журналист поинтересовался его реакцией, Джону было что сказать в ответ, хотя и не без солидной дозы амнезии: «Это элементарно: [Пол] не смог навязать всем свое мнение и поэтому теперь сеет хаос. Я в прошлом году сделал четыре альбома и даже не заикнулся о том, что хочу уйти».
На фоне спровоцированного им судьбоносного события сам альбом McCartney, как оказалось, тоже не вполне оправдывал ожидания. Слушатели, рассчитывавшие на смелость замысла и филигранное исполнение, отличавшие «Penny Lane» или «Eleanor Rigby», на связность и безукоризненное качество Sgt. Pepper или Revolver, были озадачены, если не вовсе разочарованы его кустарным, а то и просто сырым звучанием. Большинство новых песен — «Teddy Boy», «Junk», «Every Night» — были написаны Полом в самой его неамбициозной, невыразительной манере, и ко всему альбом почему-то изобиловал инструменталами с доминированием гитары, смысл которых, по-видимому, можно было выразить словами «Все, что может сделать Джордж, я могу сделать еще лучше». Номер эпохи Quarrymen, «Hot as Sun», был, по сути, куском фоновой эстрадной музыки, из тех, что они играли в Гамбурге, и перетекал во фрагмент под названием «Glasses», который длился всего несколько секунд, но все равно был явной напрасной тратой альбомного хронометража. Играя на музыкальных бокалах, даже Пол Маккартни звучал как кто угодно другой.
Из общей домашне-самодеятельной атмосферы выбивались только две вещи. Первая, «Suicide» (когда-то, как ни странно, Пол надеялся, что ее мог бы спеть Фрэнк Синатра), имела те же корни, что и «Maxwell’s Silver Hammer» и некоторые другие образцы его веселого похоронного юмора. Вторая, вдохновленная Линдой «Maybe I’m Amazed», и вовсе не напоминала ни о какой самодеятельности: это была возвышенная баллада, эротический подтекст которой по выразительности мог сравниться с лучшими вещами Коула Портера.
