После этого, когда Пол появлялся на пороге, она всегда саркастически сообщала Джону, что пришел его «маленький дружок». «Я, бывало, поддразнивала Джона, говорила: „мел и сыр“
[13], то есть что они такие разные, — вспоминала Мими. — А Джон начинал метаться по комнате из угла в угол, как дикий дервиш, и кричал: „Мелосыр! Мелосыр!“, и на лице такая дурацкая улыбочка».
Веселее всего было проводить репетиции в доме матери Джона Джулии. Она жила в квартале Спрингвуд, что в нескольких милях от Менлав-авеню, со своим гражданским мужем, метрдотелем Джоном Дикинсом, и двумя их малолетними дочками. Здесь группа Джона всегда могла рассчитывать на гостеприимство: жизнерадостная хозяйка дома была фактически его единственным союзником в мире взрослых.
Джулия с Джоном так долго прожили врозь, что для него она стала больше старшей сестрой, чем матерью. Он сбегал в ее уютный, суматошный дом на Бломфилд-роуд всякий раз, когда больше не мог выносить вощеную безупречность «Мендипс» и тетины лекции про рок-н-ролл. И то, что Мими порицающе называла это место «Дом греха», только добавляло ему очарования.
У Джулии Quarrymen пробовали репетировать в разных углах и выяснили, что их жалкие акустические инструменты звучали громче всего в отделанной кафелем ванной комнате — особенно если они буквально вставали в ванну. Джулия не возражала против такой экспроприации несмотря на то, что наличие двух девочек, Джулии-младшей и Джэклин, означало двойную нагрузку на удобства. Даже если ей случалось купать дочек вместе, она выгоняла их и спускала воду из ванны, чтобы туда могли забраться Quarrymen. Став членом группы, Пол удостоился того же радушного приема, что и остальные, и считал, что Джулия «просто великолепна». Часто после его ухода она печально качала головой: «Бедный мальчик — вот так взять и остаться без матери». Скоро он будет не единственным сиротой.
Главной переменой в жизни Quarrymen, на которую Пол смог уговорить Джона в начале 1958 года, стало появление Джорджа Харрисона.
За прошедший год отношения Пола с этим «институтским» мальчиком, который был на класс младше и с которым его объединяли автобусные поездки в школу, а также одержимость гитарой и рок-н-роллом, переросли из знакомства в дружбу. Джорджу было только четырнадцать, а на вид еще меньше, особенно в школьной форме, однако он проходил по всем строгим личностным критериям Пола: был умен, наблюдателен, саркастичен и тихо ненавидел любое вышестоящее начальство. Вне школы он одевался по последнему слову моды — в костюмы с высокой застежкой в итальянском стиле, брюки без манжет и туфли, известные как «ковырялки» (winkle-pickers): носок у них был такой остроты, что им, казалось, можно выковыривать мясо из маленьких ракушек.
Пол и Джордж сблизились достаточно, чтобы вместе отправиться отдыхать на далекое южное побережье Англии. Взяв лишь по маленькому рюкзаку, они перебирались с места на место автостопом и питались только консервированными спагетти и рисовым пудингом. В одном грузовике, подобравшем их, не было пассажирского сиденья, и Джорджу пришлось приютиться на крышке коробки передач, а Пол сидел сверху аккумулятора. Они едва отъехали от места, когда Пол издал дикий вопль. Аккумулятор, прижатый к металлическим молниям на задних карманах джинсов, оставил на его ягодицах два зубчатых ожога.
Они забрались далеко на юг в Девон и остановились в Пейнтоне, где спали прямо на пляже, после чего поехали автостопом обратно до Северного Уэльса, в надежде найти кузена Пола Майка Роббинса, который теперь работал на «батлинзовском» курорте в Пуллхели. До кемпинга они не доехали и остановились в Чепстоу, теперь уже настолько обнищавшие, что им пришлось просить местную полицию пустить их поспать в изолятор. Не допросившись, они в результате провели ночь на городском футбольном поле, пристроились на деревянной скамье.
Пол давно определил Джорджа как кандидата в Quarrymen. Тот теперь обладал великолепным инструментом Hofner President — гитарой, стоившей его отцу нескольких недельных зарплат водителя автобуса, — и упрямо расшифровывал американские пластинки, снимая соло и риффы, к которым большинство британских мальчиков-гитаристов до сих пор не могли подступиться. Ряды Quarrymen к тому времени резко убыли. Айвен Воэн, несмотря на его напористый девиз: «Танцуй с Айвом, асом баса», ушел, чтобы сосредоточиться на учебе, и то же самое сделал банджоист Род Дэвис. Питер Шоттон, самый немузыкальный из всех, не стал раздумывать, когда Джон разбил стиральную доску об его голову, и теперь был кадетом в том самом полицейском училище на Мэзер-авеню, что выходило задами на семейный дом Маккартни. Однако место третьего гитариста, позади Джона и Пола, по-прежнему занимал старый школьный друг Джона Эрик Гриффитс.
Пол обратил внимание Джона на Джорджа с той же деликатностью, с какой приучал своего отца к новым зауженным штанам. Джордж начал появляться на концертах Quarrymen, производя больше впечатление верного поклонника, чем потенциального новобранца. Между делом Пол воодушевленно рассказывал Джону, как здорово у его школьного дружка выходят «однострунные штуки», и добавлял, что, чтобы их принимали за серьезную рок-н-ролльную команду, дружного скиффловского бренчания недостаточно, нужен настоящий лид-гитарист, как Клифф Гэллап у Джина Винсента в Blue Caps. Проблема заключалась в том, что Джордж был на два с половиной года младше Джона и даже при параде, в моднейшем пиджаке и остроносых туфлях, по-прежнему выглядел до нелепого по-детски. В глазах Джона он теперь был «чертовым пацаном, который все время крутится под ногами» — это отношение не изменится еще долгие годы.
Решающим фактором оказался его музыкантский талант. Джордж, как выяснилось, мог сыграть новый американский инструментальный хит, «Raunchy» Билла Джастиса (тогда в Британии еще никто не знал, что название означает «сексуальный»). Джон настолько впечатлился, что заставлял Джорджа играть эту вещь снова и снова, словно заводную игрушку с серьезными глазами. После этого Эрик Гриффитс был бесцеремонно разжалован, а «чертов пацан» — и, что важнее, его Hofner President — принят в состав.
Джон к тому времени тоже пытался писать песни, но, как и Пол с его отцом, свято верил, что этим ремеслом по-настоящему могут заниматься только «профессионалы». Неожиданной переменой мировоззрения оба были обязаны американской рок-н-ролльной группе с насекомым названием Crickets («Сверчки»). Эта четверка выпустила подряд несколько песен, ставших хитами в Британии во второй половине 1957-го и начале 1958 года. Их лидер Бадди Холли, которому исполнился двадцать один год, отличался не только ни на кого не похожей запинающейся манерой петь, но и сильно электрифицированным гитарным звуком, а также тем, что был автором или соавтором большей части исполняемого материала.
Холли оказался настоящим подарком для Quarrymen, как и для всех остальных скиффл-групп, пытающихся освоить рок-н-ролл. Несмотря на захватывающую новизну, его звук строился вокруг базовых гитарных аккордов и простых последовательностей, которые были уже им знакомы. Кроме того, Холли, записывавшийся как с Crickets, так и сольно, был необычайно плодовит: за несколько месяцев он обеспечил своих британских адептов целым репертуаром.
