– Это все, безусловно, приятно. И уважение, и почести…Но никто не даст ему того, что родной отец, – на сей раз Дива не улыбалась, хотя множество глаз по-прежнему было обращено на нее. – И я буду терпеть что угодно, любые унижения и обиды я снесу. Ради того, чтобы мой сын наследовал Новгород…Потому что этот город мой. И я его не отдам.
****
Проводив послов, Дива вернулась в свой терем. После появления в городе Вольны на улицу выходить ей лишний раз не хотелось. Ни шумные голоса, ни веселый смех, ни визги ребятни не могли выманить ее на улицу. Отчего-то устрашала мысль о встрече с соперницей. Рано или поздно они, конечно, увидятся. Но пусть лучше этот момент будет отложен.
Расположившись на лавке в клети, скучающая Дива перебирала сундуки с подарками из Ростова. Вдруг раздался стук в дверь. На пороге появилась Рада. Из-за ее спины робко выглядывал Козьма.
– Княгиня, есть кое-что, – парень неуверенно замялся.
– Говори, – Дива уже боялась известий от Козьмы, так плохи они были в последнее время.
– Помимо той женщины…В гриднице еще двое детей…Один из них совсем мал…
– Каких еще детей? Чьих детей, я спрашиваю?! – Дива вскочила, как заяц, а не беременная особа. Козьма в нерешительности переступал с ноги на ногу, словно не отваживаясь продолжить. – Да говори же, или у меня сейчас роды начнутся, Велес возьми! – закричала на слугу оглушенная догадками Дива.
– Говорят, то есть я украдкой слышал…Старший мальчонка – сын этой Вольны…– прошептал Козьма.
– И Нега?! – Дива раскрыла рот в предвкушении ужасного ответа. Она даже выронила из рук склянку с маслом, которое ее прислали в дар сестры.
– Нет, конечно, нет. Это токмо ее сын, – пояснил Козьма, смущаясь.
Дива вздохнула с облегчением. Значит, мальчишка не может считаться наследником Рёрика. Хотя как это понимать: «Токмо ее сын»? То есть она родила когда-то, и отец ребенка – другой мужчина?! Хм, эта баба, видимо, изрядная ловчила, раз с поклажей смогла окрутить того, у кого выбор велик, как собственное княжество. Из всех прекрасных дев, он выбрал именно ее…
– Но второй…Я был под окнами, егда услышал разговор…– продолжал Козьма, смущаясь. – Она сказала князю так: «Теперь нас двое, о ком ты в ответе…», – припоминал детали рассказчик. А у Дивы тем временем пересохло в горле. Она не могла даже слова вымолвить. Козьма принял ее молчание за одобрение и продолжал свое повествование. – Она сказала, что «в ту черную весну» ждала ребенка. И «боги сохранили его…».
– И где же он?– спросила Дива, и собственный голос показался ей чужим.
– Она сказала, что он в надежных руках. И ей лишь стоит послать записку, как его вскоре доставят…Еще она сказала князю так: «Он пока мал…Но уже сейчас у него твои глаза…», – вспомнил Козьма.
После сего рассказа в тереме еще несколько минут господствовала могильная тишина. Писарь виновато вздохнул, а княгиня, закрыв рот ладонью, не сводила глаз с рассказчика, словно ожидая услышать еще что-то.
– Как такое возможно? Это уж чересчур, – Диве даже дышать стало трудно. – Он же малыш! Ты же сам сказал! Она же…Да этого быть не может! Сколько они не виделись?! Три, четыре года?! Так мне говорили, ее загнали в полынью. Она тогда, что ль, беременная была? Чудо, что она вообще осталась жива! Но чтоб ребенка сохранить…Что за ведьма…Такие легко не сдаются…– Дива обхватила голову ладонями. – Значит, ее сын – старший…Главное то, что он у нее уже есть! У Нега есть сын…О, боги, а у меня пока только живот…
Дива пошатнулась. Испуганный Козьма поспешил усадить ее обратно в кресло.
– Пойди прочь. Позову, как потребуешься, – Дива равнодушно махнула Козьме рукой. Беды вереницами ходят. Следующий удар сильнее предыдущего. Она начинает понимать тех, кто пытался избавиться от Вольны слишком решительным способом. Но вопрос сейчас лишь в том, не напрасно ли она сама, Дива, отказала послам…Если она все-таки ошиблась…То ей теперь только и остается ходу, что из ворот да в воду.
День тянулся медленно и мучительно, как пытка. До самого вечера у Дивы колотилось сердце. А в голове крутилась одна и та же мысль: «У него есть сын…». Если до сего момента все было просто скверно, то теперь уже стало поистине невыносимо.
На двор спустился вечер. Затем наступила ночь. Глубокая безлунная ночь. Давно стихли голоса, и даже лай собак не слышался боле. А Дива все тщетно металась по холодной постели, пытаясь уснуть. Сначала она мерзла. Потом ее наоборот бросило в жар. Щеки и лоб горели, словно ошпаренные. Дышалось тяжело. Пугаясь за дитя, она бросилась к открытому окну.
Ночь была так черна, что предметы различались лишь в общих очертаниях. И все же глаза Дивы быстро привыкли к тьме, окутавшей княжеские хоромы. Даже не всматриваясь, вскоре она уже четко различала окружающее. Вон колодец. Вон заготовленные дрова. Вон крыльцо подлой Велемиры. А вон, чуть в кустах, терем Росы. Но кто это таится там во мгле?! Совсем у окон сестры!
Вздрогнув от неожиданности, Дива вовремя сдержалась, чтобы не вскрикнуть. Ведь тень та скользила из окон Росы, то есть на улицу, а не наоборот. К тому же кто-то провожал гостя, заботливо придерживая ставни.
Дива недоуменно нахмурилась, но вскоре догадалась, в чем дело. Это ночное свидание, безусловно, несколько нарушает устои…Честь Росы явно в опасности. Батюшка, пожалуй, прибил бы за такое. Но ведь в том-то и дело, что будь он здесь, ничего подобного не произошло бы. Никто не посмел бы ухлестывать за княжной, и уж тем паче взбираться к ней в окно, зная, что ее оберегает любимый отец. Будь он здесь, Росе не пришлось бы самой искать себе мужа, одновременно, как и убирать терем, шить одежду и таскать воду. Все наперекосяк, когда некому побеспокоиться и защитить.
– До завтра, – ласково прозвучало во мгле.
Дива сдвинула брови. Хм, любопытно, но голос принадлежит Трувору. А его голос, отличающийся особенным произношением, не с чьим другим не спутаешь.
Фигура мужчины вскоре бесшумно скрылась во мраке. Дива озадаченно улыбнулась, не зная, как должно думать и поступать. Поразмыслив, она решила молчать. В конце концов Трувор не худший вариант. Он по крайней мере кажется добрым. Как и Роса. И нет ничего удивительного, что они полюбили друг друга. Они молоды, красивы и полны чувств. А на дворе стоит чудесная пора, когда сам воздух пропитан чем-то пьянящем и соблазнительным. И только лишь она сама, Дива, одиноко сидит в ночи. И нет в ее жизни ни любви, ни ласки. Есть лишь страх и опасения.
На глазах Дивы навернулись слезы. Она почувствовала себя очень несчастной и усталой. Она устала от всего. Устала быть покорной. Устала сдерживать свой гнев. Устала быть одной. Устала вести борьбу, кажется, заранее обреченную на провал.
****
Утро в Новгороде выдалось приятным. Ясным, солнечным. От ночной непогоды не осталось и следа. В такой день могут приходить только радостные новости.
Рада взошла на крыльцо и постучала в ставенку. Долгое время никто не открывал. Наконец в сенях послышались шаги. Загремел засов. Скрипнула дверь. На пороге стояла женщина. Столь красивая, что Рада даже онемела на мгновение. Она никогда прежде не видела такого прекрасного лица. Такой гладкой кожи. Таких покатых плеч. Это богиня. Это не просто человек.
