Глава 19. Женя
Он спросил это? Что ему делать? Ха! Если бы я знала!
Я вспоминаю, как он прижал меня к стеклу, там, в его квартире. Как ласкал мои соски, пил молоко…
Стоит подумать об этом, как оно сразу начинает течь.
Мне кажется, что каждая клетка моего тела кричит — разреши ему это! Позволь ему все!
Откройся!
Пусть он как можно скорее окажется внутри, сверху, снизу, везде! Пусть его язык ласкает сначала соски, потом пусть спускается ниже, ниже… к пупку, еще ниже… пусть оближет ту крохотную точку, от прикосновения к которой тебя кидает от рая к аду!
Позволь ему это!
Я судорожно вздыхаю иподнимаю глаза. Он смотрит на меня и ждет.
А я… я так хочу его и так боюсь!
Ведь я очень хочу верить!
Нет, не так… я верю ему! Верю! Потому, что он и сам сейчас себе верит!
Не знаю, какие силы сделали возможным то, что он рядом со мной сейчас, и не просто рядом, а реально испытывает ко мне желание…
И пока стрелка его компаса повернута на меня, он будет рядом, он будет делать все для меня и даже для моего ребенка… Но… полюса могут поменять направление, этому даже есть научное название… Инверсия… Инверсия происходит раз в сотни тысяч лет… Но… происходит…
Раньше мне казалось, что это нормально,… нормально понимать, что человек может измениться, что чувства могут измениться. Раньше… до того, как разбилось вдребезги все….
До того, как я узнала правду о чувствах Игоря… вернее… об отсутствии у Игоря каких-либо чувств…
Зачем я опять о нем? Выбросить, забыть, растоптать… обратить в прах…
Мой строгий босс лежит рядом и просто смотрит на меня. Я хочу, чтобы так было всегда. Я хочу… Остановись мгновение…
Я внезапно кожей чувствую его желание. Нет, не кожей, каждой клеточкой…. Я знаю, что он положил меня на кровать, чтобы заняться сексом. Он говорил об этом. Он весь вечер говорит только об этом. И ему доставляет удовольствие говорить об этом, думать об этом, и он готов делать это долго, страстно, жестко, нежно… И непрерывно… Хотя я понимаю, что мужчинам нужен перерыв….
И вот этот мужчина, который готов был наброситься и терзать мою плоть, лежит рядом. Просто лежит! Только его рука касается моей руки.
Он ждет разрешения?
Я помню, еще несколько мгновений назад его руки гладили, ласкали. Почему он остановился? Неужели он на самом деле ждет моего разрешения?
Он оставляет за мной право сделать выбор?
Смешно… Конечно же, он прекрасно знает, что я выберу…
Даже просто смотреть на него — уже сводит лоно…
— Сладкая…
Я ничего не говорю, но он знает, что мне хочется спросить…
— Я не могу больше ждать…
Я тоже не могу… Я не могу… будь оно все…
Я всхлипываю…
Если бы моя память была как пленка, которую можно взять и засветить…
О, сейчас, наверное, мало кто знает и помнит о настоящей фотопленке!
Сколько лет назад мы делали фото на пленочный фотоаппарат?
Я была совсем маленькая… совсем-совсем…. Папа купил тогда так называемую "мыльницу", там пленка была в специальной коробочке — цилиндре. Вставляешь кооробочку внутрь, закрываешь крышку и можно сделать целых 36 кадров! Это если покупаешь пленку на 36.
Папа любил фотографировать, покупал сразу много этих цилиндриков. Когда он отщелкивал несколько пленок, то мы с ним шли в специальный фотоларек, и отдавали пленки в печать. Я так любила ходить вместе с папой получать готовые фотографии!..
Тогда было много хороших снимков. Почему-то гораздо больше, чем сейчас, когда ты можешь хоть сделать сто кадров в минуту…. Наверное потому, что к каждой фотографии готовились, поэтому и выходило хорошо.
Сейчас все проще, удалил кадр и сделал новый… Иногда жаль, что с жизнью не все так просто, нельзя удалить неудавшийся эпизод, нельзя переснять день, или стереть неудачные отношения…
Но пленку-то я сначала вспомнила не эту, не коробочки из мыльницы в 36 кадров… Я вспомнила другую… такой фотографировал дед. И фотоаппарат у него был — не мыльница, а целая камера. Использованную пленку нужно было доставать из фотокамеры в темной комнате. Если пленка попадала на свет, то все, что на неё снимали исчезало… без следа…
Это тоже вариант. Весьма удачный. Хорошо бы вот так вот "засветить" свои неудачи, свою память…
Я хочу, чтобы память моя исчезла… без следа…
Чтобы я могла опять верить… в себя, в него, в мир, в любовь…
Я верю в любовь… Просто… мне сложно поверить, что меня можно любить…
Особенно, что меня может любить такой как он…
Мистер совершенство… Я вся ваша… но только, нужна ли я вам? Как долго продлится это ваше безумие?
Я прикасаюсь к его груди… он даже не расстегнул до конца рубашку… Или он расстегивал её, а потом снова застегнул? У него совсем мало волос на груди… Мне это нравится,… нравится, что они есть…
Я слышу его сдавленный вздох…
Все… нет больше сил!.. Нет у нас обоих… этот бросок друг к другу… в нем почему-то столько отчаяния…
Его поцелуи, такие нежные, глубокие… он словно пьет мое дыхание, пьет меня… Он что-то шепчет, но у меня такой шум в ушах от ударов сердца, что я не понимаю ничего…
— Женя… Женя… Я…. Я хочу тебя… я хочу….
— Да, да… пожалуйста….
— Я попробую… я успею…. Ты слышишь? Ты понимаешь меня?
Не хочу слышать, слушать, понимать… Я хочу только быть наполненной, стать наполненной им… Чтобы он растянул меня…
Я чувствую головку его члена. Кажется, она вся горит в огне…
Глава 20. Женя
Я чувствую головку его члена. Кажется, она вся горит в огне…
Я раздвигаю ноги, мне так хочется его там, внутри! Я тоже вся в огне!
Никогда не думала, что мое возбуждение может быть таким — я реально теку и теку! Влага смазки бежит по ногам.
Он чувствует это, смотрит на меня, внезапно хищно ухмыляясь, отстраняется, проводит пальцами у меня межу ног, потом подносит пальцы к губам и облизывает — от одного этого уже можно кончить и я, чувствуя мучительный спазм, свожу ноги. Как же мне хорошо!
Он продолжая ухмыляться снова окунает пальцы в мою влагу, потом подносит пальцы к моему рту, смазывает губы, потом проталкивает пальцы мне в рот, заставляя сосать.
И снова спазм и огонь там, внизу.
Он выпивает мой стон. Мы целуемся страстно и между нашими губами вкус моего тела, моего естества!
Я не хочу, чтобы это заканчивалось. Никогда!
