— Ты не представляешь, как я счастлива! — отозвалась Даша.
Учитывая, что они начинали работать в восемь часов (а то и раньше), проблема с ранними подъёмами отпала. И на обед можно было ходить домой. Хотя в столовую бегать удобней: там вкусно, недорого и… можно пообщаться с Оленевым в неформальной обстановке. На работе-то с ним не поболтаешь. Даша нашла глазами окно его кабинета. Там торчало таджикское растение и поблёскивал «обломок» самолёта.
Она и правда была счастлива. Всё складывалось мега-удачно: достойная зарплата, успешная карьера, ведомственное жильё, социальный пакет, новые друзья и даже начальница с замашками тирана-покровителя. Какой бы требовательной и грубой ни казалась на первый взгляд Усольцева, Даша понимала, что у них складываются неплохие рабочие отношения — доверительные и доброжелательные. Намного более доброжелательные, чем с предыдущими начальниками, которые хоть и проявляли вежливость, но не вникали в её личные проблемы.
А главное — на этой работе она встретила Оленева. Не самый перспективный вариант с точки зрения романа или замужества, но самый волнующий. Никогда раньше Даша не была настолько увлечена каким-либо мужчиной — его внешностью, сложным характером и таинственным прошлым. Это увлечение делало её жизнь полной и яркой, несмотря на то, что Матвей Иванович не проявлял к ней ответного интереса. Ещё не вечер! Если она каждое утро будет завязывать ему галстук, рано или поздно они поцелуются. Она сама его поцелует. Чмокнет легонько в щёку. Почему бы и нет?
Даша улыбнулась своим мыслям и поймала подозрительный взгляд Эда.
К обеду они расставили мебель, повесили шторы и разобрали коробки с вещами. Получилось уютно и по-домашнему — словно она всегда тут жила. Эд сказал:
— Я купил немного продуктов на первое время, сейчас принесу. Ты не против, если я что-нибудь приготовлю? Есть охота.
— Нет, конечно, я буду рада!
В животе урчало от голода. Присутствие рядом повара делало Дашину жизнь ещё приятней.
Эд вернулся с пакетами, наполнил холодильник и занялся готовкой на общей кухне. Даша сходила в душ и расставила на столе тарелки. Через несколько минут Эд принёс в комнату сковороду со спагетти. В сливочном соусе круглились розовые спинки креветок и тёмные бока мидий. Сверху таяли лепестки пармезана. Даша ахнула от восхищения, а Эд сказал:
— Это готовится ровно двенадцать минут, я могу тебя научить.
— Научи, пожалуйста! — вырвалось у неё. — Может, я приглашу в гости…
Она осеклась. Друзья-то друзья, но пока рано обсуждать её чувства к другому мужчине. И неуместно. Эд словно не заметил её заминки и откупорил бутылку белого вина:
— Я взял на свой вкус, — пояснил он. — Очень подходит к пасте с морепродуктами.
— Я доверяю твоему вкусу, — ответила Даша словами Оленева.
Что бы она ни делала, с кем бы ни была, Оленев незримо присутствовал в её жизни. Все её мысли крутились вокруг него. И Дашу это не пугало.
* * *
— Ты вчера так и не перезвонила, — сказал Эд, когда они утолили первый голод.
— Извини, замоталась. Мы с Оленевым обсуждали платежи.
И завязывали галстуки.
— С Матвеем?
— А ты его знаешь? — Она вспомнила: — Ах, точно! Нина Петровна говорила, что он её друг, — значит, и ты с ним знаком.
— Да, я его с детства знаю, — подтвердил Эд.
— Расскажи, — попросила Даша.
— Он летал вторым пилотом с моим отцом. Часто приходил к нам в гости — сначала один, потом с женой. Он рано женился, я помню, как мы гуляли на его свадьбе… — Эд задумчиво наматывал остывшие спагетти на вилку. — Иногда с ними приходил Федя Стародубцев, он тогда только закончил лётное училище, совсем молодой был — не намного старше меня. Он тоже с отцом летал. Весёлое было время. Наши пилоты пересаживались с «тушек» на «боинги», зубрили свои талмуды, пересдавали авиационный английский. А на переобучение летали в Штаты: у нас-то негде было, это потом везде центры открылись. Я учился в старших классах и, конечно, обожал отцовских друзей, восхищался ими…
— А потом?
— А потом родители развелись, и всё изменилось. Отец ушёл из дома сразу после моего выпускного, как будто специально ждал этого момента. Оленев тоже развёлся, но позже, когда из авиаотряда уволился. Ну, после той грязной истории… Вообще, браки у пилотов редко бывают крепкими, в небе много блуда.
«После той грязной истории» — наверное, Эд говорил о ЧП, когда самолёт при экстренном торможении выехал за пределы полосы. После того случая Оленев превратился в «прокажённого»: никто не хотел с ним летать, никто даже не помог собрать разбитые тарелки. Но что такого грязного могло быть в авиационном происшествии?
Вот бы выяснить!
Даша начала издалека:
— Я не знала, что твои родители развелись. Мне очень жаль.
— Да ерунда. Я всё равно не оправдал надежд отца. Он хотел, чтобы я продолжил династию, пошёл в лётное училище, а я оказался непригоден. Поэтому всю свою нерастраченную отцовскую любовь он направил на Матвея Оленева и Федю Стародубцева. Оно и понятно: первоклассные пилоты, будущие командиры, гордость старого комэска…
В его словах чувствовались горечь и даже немного ревность. Столько лет прошло! Эд не стал пилотом, но он стал диспетчером — неужели он не заслужил уважение отца?
— Вы совсем не общаетесь?
— Конечно, общаемся! Но обычно это радиопереговоры: он за штурвалом, а я в диспетчерской башне. — Он взялся за правое ухо, словно придерживая воображаемый наушник: — Взлёт разрешаю… Наберите высоту… Нет, я передумал, срочно снижайтесь… Ветер боковой пять метров в секунду. Иногда, когда народу на частоте мало, он говорит: «Привет, сын, как дела?», а я отвечаю: «Нормально, пап, а у тебя?». В общем, у нас неплохие отношения.
На его лице отразилось неподдельное страдание. Даша не выдержала и накрыла его руку своей.
— На месте твоего отца я бы тобой гордилась. Диспетчер — даже более ответственная работа, чем лётчик.
— Почему ты так считаешь? — заинтересовался Эд.
— Ну, лётчик может угробить самолёт — но только один. А диспетчер может угробить сразу два.
Эд ошеломлённо на неё посмотрел, а потом расхохотался. Он смеялся громко и открыто, вокруг глаз лучились морщинки, на щеках играли ямочки. Отсмеявшись, он взял её руку и поцеловал:
— Ты прелесть, Даша. Моё предложение всё ещё в силе.
— Мой отказ тоже.
— Ладно, — он выпустил её руку. — Слушай, а этот человек, о котором ты упоминала, — это случайно не Матвей?
Даша надеялась, что её голос не дрогнет:
— Нет, что ты! Это не он. Я говорила про другого человека.
Ей совершенно не хотелось, чтобы кто-нибудь узнал о её чувствах к Оленеву. Тем более Эд.
