— Живой, эй?
Не открывая глаз, Валера только вяло отмахнулся и раскинул руки-ноги звездой, попеременно напрягая и расслабляя мышцы. Мама отряхнула пыль с плаща и деловито заметила:
— Пусть отдыхает. А мы пока займёмся делом.
— Да. Юляша, ну-ка, покажи нам, как и откуда тут появилась Аксинья, — велела тётя Фотя.
— И мне бы отдохнуть, — вздохнула я, но послушно потопала к дому. А навстречу нам уже спешила Магдалена, за пару дней растерявшая весь свой лоск и королевское спокойствие:
— Вы… ВЫ… Откуда вы все появились? Юлия Николаевна!
Моё имя она словно выплюнула — такое презрение послышалось мне в голосе домоправительницы. Мама выразительно посмотрела на меня — что за птица эта дама? Я вспомнила о правилах хорошего поведения и кротко представила:
— Магдалена Станиславовна, это моя мама Елена и моя тётя Фотинья. Они приехали… прилетели сюда, чтобы навести порядок с нашей… гхм родственницей.
— Какой такой, простите, родственницей? — аж вспыхнула Магдалена. — Да вы тут… Вы такого наворочали… Вы…
И она задохнулась от праведного гнева. Так-так, интересно, что же Аксинья натворила?
— Мы поговорим обо всём этом позже! — твёрдо ответила я домоправительнице и словно отодвинула её жестом руки с дороги. Странно, но та послушалась, отошла, пропуская нас в дом. Тётка догнала меня и шепнула:
— Ишь, наблатыкалась, Юльча! Слушается тебя прислуга.
— Не прислуга она, — таким же тихим голосом ответила я. — Дальняя родственница, не обращённая.
— О как!
И тётя замолчала, что-то обдумывая. Мама озабоченно заметила:
— Говорила Верховная, что сильна эта Аксинья, как никто. Что делать-то будем?
— Подожди ты, Ленка, не ной заранее! Сейчас осмотримся, может, учуем что.
Я распахнула дверь в спальню и кивнула:
— Вот. Зеркало.
— Мда-а-а…
Тётя Фотя подошла к зеркалу, протянула ладони, словно пытаясь уловить следы магии. Мама огляделась, покрутившись вокруг себя, и произнесла:
— Вербена… Чуешь, Фотинья? Вербеной пахнет.
— Чую. И рутой. Неужто порошок пользует?
— Похоже на то.
— Порошок она использовала, — вмешалась я. — Посыпалась им и становилась невидимой!
— От оторва! — неожиданно засмеялась тётя. — Знала я, что с этой Аксиньей будет хлопот. Порошок руты и вербены слишком силён в сочетании с именным «шамшамом». Ну, девушки, чего решать будем?
— А чего тут решать, — мама одёрнула свитерок на джинсах и пожала плечами: — Надо найти что-то сильнее. Неужели мы за несколько столетий не нашли более действенных заклинаний?
Тётя присела на кровать, разгладив покрывало. Помолчала, жуя губами. Потом сказала нерешительно:
— Ну, есть ещё сила трёх ведьм. Она всяко перебьёт руту с вербеной.
— Да как же её использовать-то? Ты же одна…
Мама замолчала и шлёпнула себя ладонью по лбу:
— Всё время забываю, что сила вернулась! Да, нас теперь трое… Давай попробуем, что ли?
Тётка встала, протянула руки мне и маме:
— Ну, давайте, девушки. Я говорить буду, Юлиана мне шепнула по секрету слова, хоть и не верила в то, что пригодится. А вы повторяйте.
Я подала руки тёте с мамой, и вмиг по телу пробежала дрожь. Словно наша сила сразу объединилась, словно мы стали единым целым, и связь между нами достигла апогея. Я уловила мамин страх, тёткину тревогу, а они, видно, мою надежду на хороший исход. Поделив все эти эмоции на троих, мы внезапно успокоились все. Тётя Фотя набрала полную грудь воздуха и начала:
— Силой трёх ведьм приказываю явиться пред наши глаза Аксинье, что смуту посеяла и пришла незаконно в наше время!
— Силой трёх ведьм приказываю явиться пред наши глаза Аксинье… что смуту посеяла и пришла незаконно в наше время! — повторили мы с мамой синхронно, хотя и запнулись немного.
— Силой трёх ведьм… — завела тётя снова, и мы уже увереннее зачастили слова заклинания. Но ничего не происходило. Точнее, я чувствовала натянутую нить, уходящую куда-то вдаль, вероятно, на Чёртово городище, где сейчас была Аксинья, однако нить сопротивлялась и не желала тянуться. Видно, тётя Фотя тоже ощутила это, потому что вздохнула с досадой:
— Эх, нам бы порошка руты с вербеной… Так пока соберёшь, пока насушишь…
Да, порошок был бы кстати. Вот только Аксинья его с собой в мешочке носила, нигде не оставляла, если не сыпала при колдовстве…
Ох ты ж Великий Шабаш!
— Сейчас, погодите! — я разорвала круг из рук и бросилась вон из комнаты. Кубарем скатилась по лестнице и побежала на шум пылесоса. Сыпала, ещё как сыпала! Прямо обсыпалась с ног до головы! Хоть щепотка да осталась на мебели и на ковре. При условии, конечно, что в спальне не убирались…
— Нина!
Я схватила старшую горничную, которая энергично елозила щёткой пылесоса по большому ковру в гостиной, за локоть, и бедная женщина аж завизжала от неожиданности. Я надеялась, что от неожиданности, а не от чего-то другого…
— Нина, вы убирали мою спальню в эти несколько дней?
— Н-н-нет, — едва выговорила та, перекрикивая шум пылесоса, который забыла выключить.
— А у вас есть маленький крошкосборник?
— Эт чего такое?
— Ну пылесосик, чтобы крошки со стола убирать!
— Есть вроде как… На кухне. А вам зачем?
«Не твоего ума дела!» — вякнула тёмная сторона, но я не стала слушать её и просто бросилась со всех ног на кухню.
Крошкосборник работал на славу, хотя тётя с мамой смотрели на меня непонимающими взглядами. Я быстро обработала ковёр в том месте, где стояла Аксинья, когда ко мне постучалась Магдалена. Потом что-то толкнуло словно изнутри — покрывало на кровати тоже надо пропылесосить. И точно, немного порошка, но на две щепотки хватит. Выключив аппарат, я высыпала на ладонь горстку порошка, перемешанного с пылью. Пересыпала, сдувая серые крупинки, и торжественно протянула тётке:
— Вот! Рута и вербена!
— Хитра, Юльча! — хором восхитились мама с тётей, взяли по щепотке порошка и снова протянули мне руки.
— Силой трёх ведьм приказываю явиться пред наши глаза Аксинье, что смуту посеяла и пришла незаконно в наше время!
В перламутровом блеске порошка неясно мелькнул силуэт женщины, скрылся, снова проступил, и мы с утроенной силой повторяли и повторяли слова заклинания, пока перед нами не предстала Аксинья собственной персоной — злая, растрёпанная и в моём синем платье. В моём платье!
— Вы! Ты, мелкая тупенькая ведьмочка! Мои потомки, стыд и срам! — протянула она низким страшным голосом, растянув губы в улыбке больше похожей на оскал. Серые пятна на её лице плясали, меняя форму и оттенки. Мне стало не по себе, но руки матери и тётки сильнее сжали мои ладони, призывая не разрывать круг.
