– Полиция штата! – громкий голос за дверью. – У нас ордер на арест Элизабет Блэк! Открывайте!
Ченнинг отпрянула от окна, но ее успели заметить.
– Движение! Слева!
В окно тут же нацелилось несколько стволов.
– Полиция штата! Последнее предупреждение!
Ченнинг нырнула вбок, заметив людей на крыльце. В шлемах, бронежилетах, черных перчатках. Один из них держал наготове кувалду.
– Ломай!
Тот, что постарше, ткнул пальцем в замок, и Ченнинг взвизгнула, когда кувалда врезалась в дверь. Будто бомба взорвалась, но дверь устояла.
– Давай еще!
На сей раз рама перекосилась, и она увидела, как блеснул металл. За молотобойцем шеренгой стояли шестеро, словно солдаты, держа пальцы на спусковых крючках. Пожилой кивнул, и кувалда ударила в третий раз, выламывая дверь из косяка.
– Быстро! Быстро! Быстро!
Ченнинг ощутила, как в прихожую врываются люди, но уже и сама двигалась с максимально возможной быстротой. Схватила телефон и со всех ног помчалась влево.
– Движение! В коридоре!
Кто-то истошно завопил: «Стоять!!!», но она не остановилась. Проехавшись на пятках, влетела в ванную; захлопнула за собой дверь, задвинула шпингалет. Перед тем, как взломать и эту дверь, они осмотрят дом, но дом совсем маленький, и она сразу набрала номер.
Один гудок.
Два.
Ченнинг просто кожей ощущала людей, столпившихся в тесном коридоре. Полная неподвижность, молчание.
«Пожалуйста, ну пожалуйста…»
Из трубки послышался третий гудок, и Ченнинг услышала щелчок. Начала было открывать рот, но тут дверь словно взорвалась, и мир вокруг моментально превратился в дикую мешанину обнаженных стволов, разгоряченных мужчин и истошных воплей.
* * *
Как ни гнала Элизабет до этого, но теперь, свернув с раздолбанной шоссейки на автомагистраль штата, превысила просто-таки все мыслимые скоростные пределы. Попутные машины так и проскакивали мимо, когда стрелка спидометра подползла к ста пяти
[32]. Встречный ветер так завывал, что она едва могла думать. Да и о чем она вообще могла сейчас думать?
Ченнинг не отвечала.
Истошный визг. Потом мертвая тишина в трубке. Но она успела и еще кое-что услышать. Грубые голоса, крики, треск ломающегося дерева.
Элизабет набрала свой домашний номер, но услышала лишь короткие гудки – трубка снята с аппарата. Еще раз попробовала вызвать мобильник девушки, тоже без толку.
– Черт!
Три попытки. И три раза облом.
В полном отчаянии Элизабет позвонила Бекетту.
– Чарли!
– Лиз, да где ты, черт возьми?! Только не езжай домой! – Он орал, чтобы быть услышанным. – Не езжай домой!
– Что? Почему?
– Гамильтон и Марш… – Она не уловила пару фраз, но тут его голос прорезался опять: – Случайно выяснилось. У них есть судебное решение о привлечении тебя к уголовной ответственности, Лиз. Двойное убийство. Мы сами только что узнали.
– А как насчет Ченнинг?
– Лиз… – Шипение и треск помех на линии. – Не вздумай…
– Что-что?
– Полиция штата перекрыла нам…
– Чарли! Постой!
– Даже не вздумай, блин, ехать к себе домой!
В оцепенелом недоверии Элизабет нажала на «отбой». Дело было не в судебном ордере и не в том, что ее собирались арестовать. В доме – копы из полиции штата, и там же девушка, которая спасла ей жизнь, Ченнинг, которой всего восемнадцать, которая совершенно опустошена и готова признаться в чем угодно. И прошло уже целых пять минут…
– Слишком много!
Она все понукала старый автомобиль, и стрелка спидометра полезла дальше. Сто десять, сто пятнадцать… Элизабет, внимательно отслеживая тихоходов и копов на дороге, крепко вцепившись в руль, шептала свою первую настоящую молитву за многие годы.
«Господи, прошу тебя…»
* * *
Но когда она наконец туда добралась, все было кончено. Элизабет поняла это еще за квартал – ни света в доме, ни машин, ни копов, ни какого-либо движения. Однако подлетела, не сбавляя хода, и только перед поворотом к дому резко ударила по тормозам.
– Ченнинг!
Пробежала по двору, увидела следы шин в траве и дверь, выломанную из косяка. Взлетев на крыльцо, ударила в дверь плечом, ощутила, как та закачалась на единственной уцелевшей петле. Внутри увидела сдвинутую с обычных мест мебель, грязные следы на полу и дверь ванной комнаты, тоже сорванную с петель.
Опоздала!
И все это действительно происходит!
Тем не менее хорошенько осмотрела дом. Спальни. Чуланы. Хотела найти девушку – может, та где-нибудь спряталась или сумела улизнуть во двор. Но лишь обманывала сама себя и знала это. Ордер был не на имя Ченнинг, но у них имелась еще и та повестка, и Гамильтон с Маршем просто не могли ею не воспользоваться – наверняка сейчас уже с ней беседуют.
«Что произошло тогда в подвале?»
«Кто нажимал на спусковой крючок?»
Словно в тумане, Элизабет выбралась наружу, прикрыла за собой дверь, кое-как заклинила, чтобы больше не открывалась. Девушка у них, и она будет говорить. Неважно, по какой причине – из-за чувства вины, по наивности или из желания помочь Элизабет, – но Ченнинг неминуемо расколется.
Этого ни в коем случае нельзя допустить.
Стрельба была с чересчур уж сильным политическим и расовым душком. Они показательно распнут ее, чтобы преподать урок остальным.
– Я видел, как это произошло.
Голос донесся из-за живой изгороди, и Элизабет узнала своего соседа справа, пожилого дядьку с универсалом «Понтиак» семьдесят второго года, который он так любовно надраивал по выходным, будто тот был сделан из чего-то более изысканного, нежели обычные сталь и краска.
– Мистер Голдман?
– Душ двадцать их тут было, наверное. Автоматы, бронежилеты… Фашисты проклятые! – Он мотнул головой на сорванную дверь. – Соболезную.
– Тут была одна девушка…
– Да, маленькая такая. Два жирных накачанных мерзавца выволокли ее из дома.
– Вы ее видели?
– Трудно было такое не заметить, вообще-то, – висит такая между ними, глаза горят, вся красная и брыкается, точно мул.
* * *
Какую-то трудную секунду Элизабет совершенно не представляла, что делать. В отдел ехать нельзя, на ее голову выписан ордер. Теперь даже Дайеру не под силу ей помочь. У Гамильтона с Маршем есть судебное решение о возбуждении уголовного дела. А значит, ее мгновенно прихватят и бросят в кутузку. Даже если она выиграет судебный процесс – что сомнительно, – то пресса всей страны вымажет ее в грязи, порвет на куски, сожрет и выплюнет. Народ озлоблен, а она – очередной коп, который оказался с оружием в руках не на той стороне конфликта. По-другому и быть не может – с четырнадцатью-то пулями, застрявшими в полу.
