Но это прошлое, мое вчера. Было, прошло и никогда не вернётся. Это те якоря, за которые мы не должны держаться, продвигаясь вперед. Если тебе больно, значит, ты живешь. Невозможно вернуть утраченное, но настоящее и будущее всецело в нашей власти. Я хочу держать их в своей ладони, плотно сжимать в кулаке. Никто не отнимет, не посмеет оспорить, не вырвет из рук. Власть – не всегда оружие. В моем случае это крепость, которую я не позволю пробить ни одному противнику.
Мама купила этот дом для рано овдовевшей бабушки еще на заре своих отношений с Арьяной аль-Мактумом. Тогда мама понятия не имела, что её щедрый молодой возлюбленный — скрывающийся в Штатах — будущий король небольшого арабского королевства на Ближнем Востоке.
Сам Арьян не был здесь ни разу, не запятнал эти стены своими редкими гротескными появлениями, после которых нашу маленькую семью штормило месяцами.
Я возвращаюсь сюда каждый год после смерти матери. Моя личная традиция. Чуть больше десяти лет. Обычно с Дайан. Сегодня с Алисой. Сестра нелегко приняла мое решение оставить её во дворце, но поняла, почему я захотел поехать на памятное для нашей семьи место, вдвоем со своей женой. Теперь она тоже часть семьи.
Несмотря на огромное количество кровных родственников, круг тех, кого я готов назвать своими, весьма узок. Я хочу, чтобы он становился шире. Теперь — да.
Этот дом со временем придется расширить, чтобы места хватило всем, а сейчас мы с Алисой нуждаемся в передышке, в единении, которого нет и быть не может в Асаде. На данный момент политическая и экономическая ситуация в Анмаре настолько нестабильна, что все внутренние и внешние службы находятся в режиме повышенной готовности. Эта вырванная с боем неделя станет последним оплотом спокойствия на долгие месяцы напряженной работы по урегулированию бесконечного ряда проблем, сыплющихся со всех сторон, как из рога изобилия.
— Она красивая, — шумно вздыхает Алиса, взяв с пыльной полочки рамку с фото, где запечатлена вся наша семья. Мама, Дайан и я. — Как её звали? Твою маму?
— Анья. Анья Рихтер, — накрываю её пальцы, сжимающие рамку своими.
— Но Дайан… я думала…, она не говорила, чтобы была замужем, — растерянно бормочет Алиса.
— Леманн по мужу. Ранний брак. Он не продлился долго, — коротко отвечаю я, вскользь касаясь губами щеки tatlim. — Если Ди захочет, то сама расскажет. Меня не было рядом, но я должен был…, — вспыхнувшая злость не дает закончить.
— Нет, Ран. Не должен. Некоторые ошибки необходимо совершить. Жизненный опыт и приобретенная мудрость строятся путем набитых шишек, — философствует мой личный эксперт по набитым шишкам. — Вряд ли Ди жалеет о чем-то, глядя на своих сыновей.
— Не жалеет. Тем не менее, жизнь Дайан могла сложиться иначе, — возражаю с горькой улыбкой. — Молодые девчонки бросаются в ранние отношения в поисках любви и защиты, которых не получали в детстве. Ди может отрицать, но ситуация с отцом сильно сказалась на становлении её характера. Мы погодки, tatlim. Но я стал наследным принцем и был вывезен в Анмар, а она осталась непризнанной дочерью короля в Штатах, где любой мудак мог вытереть о нее ноги, что, в принципе, и произошло.
— Ты не можешь винить в этом себя, — качнув головой, заключает Алиса. — Сейчас Дайан под твоей защитой, и ты вряд ли позволишь ей ошибиться в выборе мужчины еще раз, — добавляет с легкой усмешкой.
— Выбирать должен мужчина, tatlim, — гулко отзываюсь я, прихватывая губами мочку её уха. От моего заявления она мгновенно вспыхивает, как огненный факел.
— Откуда в тебе столько уверенности, Ран? Одну из моих сотрудниц регулярно и жестоко избивает муж, а она молчит и не жалуется, не осмеливается вслух усомниться в том, что не согласна с таким «его выбором». Вторую — супруг забил до смерти, и я не успела ей помочь. Наверное, её муж-убийца тоже был уверен, что имеет право делать все, что хочет со своим «выбором».
— Сколько у тебя еще в рукаве отрицательных примеров, tatlim? — спрашиваю, уткнувшись лицом в её шею. — Я говорю совсем о другом. Мужчина чувствует женщину, способную принять его полностью, связанную с ним, настроенную под него. Он знает, даже если она еще сомневается, даже если боится и готова бежать от него, сломя голову…, — короткий поцелуй в бьющуюся венку на горле. — Или босиком по пеплу.
— Ты невыносим, Ран, — раздражается Алиса. — Непробиваемая упертая логика.
— Все твои дороги ведут ко мне, tatlim, — нетерпящим возражений тоном заверяю я. — Беги в любую сторону, все равно вернешься.
— Теперь это не проверить, — хмуро ворчит Алиса. — И убежать ты бы мне все равно не дал.
— Жалеешь? — спрашиваю я, и мы оба вспоминаем о недавних словах Алисии о моей сестре и её детях.
— Нет. Как я могу? — тряхнув головой, она кладет ладонь на мою, собственнически накрывшую её живот.
— Только поэтому? — спрашиваю приглушенным шепотом, и она напряженно застывает.
Я её не тороплю. Даю подумать, осознать, принять ту банальную и простую истину, что так долго отрицает строптивое сердце моей свободолюбивой тигрицы.
Ей хорошо в моем плену.
Я её дом и единственный верный выбор, который сделал за нее сам. И не ошибся.
— Не только, Мир, — развернувшись, она прижимается щекой к моей груди, прямо напротив сердца, скользит ладонями по моим рукам, поднимается к плечам, обнимает за шею. — Скажи, что это настоящее. Что ты не играешь со мной.
— Это настоящее, tatlim, — мягко отзываюсь, перебирая пальцами шелковистые пряди. Меня накрывает пьянящее ощущение полного слияния, заставляя сердце оглушительно колотиться в груди. — И я никогда не играл с тобой.
— А что же ты делал? — недоверчиво спрашивает Алиса, задрав голову и уткнувшись подбородком в мою ключицу.
— Изучал, — обвожу кончиком пальца, чувственный рисунок её губ. — Я должен знать наверняка, что за человека впускаю в свою жизнь. Все его стороны. Лучшие, худшие, те, о которых он сам не подозревает. Это не было односторонним опытом. Ты тоже изучила меня. Разве нет, tatlim?
— Не знаю, — с сомнением качает головой Алиса. — Не уверена, что понимаю тебя. Не так, как хотела бы. Ты почти не говоришь со мной. Я узнала, что являюсь твоей женой спустя несколько дней, и я до сих пор не могу понять — почему, зачем ты это сделал?
— Я ответил тебе минуту назад. Ты никогда бы не показала мне и сотую долю истинных эмоций, знай, что мы связаны браком.
— И тебя не оттолкнули эти мои стороны?
— Нет, а должны? — я улыбаюсь, поглаживая её подбородок. — Именно эти твои стороны, — передразниваю свою тигрицу. — Обратили на тебя мой взор.
— Царственный взор его без пяти минут королевского величества, — фыркает Алиса с наигранным пренебрежением. — Только забыл спросить у счастливой избранницы готова ли она ответить «да».
— Ты ответила, — уверенно киваю я. Моя упрямая малышка озадаченно сводит брови.
