* * *
На втором этаже мы увидели две двери. Та, что была слева, вела в «кабинет», который занимал более половины тесного этажа. Окна, выходящие на Квинз-роуд, занимали все пространство от пола до потолка и от стены до стены, а в их центре красовалась арка, через которую виднелся фасад расположенной напротив картинной галереи. У одной из стен стоял большой дубовый письменный стол. Он был намного меньше завален бумагами и находился в куда большем порядке, нежели стол инспектора Сандерленда в участке, то же самое можно было сказать и о каталожных шкафах и книжных полках, которыми была уставлена противоположная стена. У третьей стены, расположенной напротив окна, стоял длинный обшарпанный диван.
Леди Бикл уселась на стоящий у стола вращающийся стул и жестом показала нам на диван. Я села на его середину между двух огромных мягких подушек.
– Я вижу, что отношения у вас троих непростые, – сказала леди Бикл, и тон ее был почти грозен, – но боюсь, мне это все равно. Мисс Коудл, я попросила леди Хардкасл и мисс Армстронг провести расследование этого дела, ибо я уверена, что Лиззи Уоррел невиновна. Если вы тоже считаете ее невиновной, то вы должны на время забыть про свои обиды, какими бы важными они вам ни казались, и рассказать нам то, что вам известно. Речь идет о жизни женщины, и у меня нет ни времени, ни терпения, для того чтобы выслушивать пустяки.
– Но послушайте, – начала мисс Коудл, но леди Хардкасл рукой сделала ей знак замолчать.
– Она права, мисс Коудл. Какие бы обиды вы ни таили на нас из-за дела о ведьмовских убийствах в Литтлтон-Коттереле
[28], или какое там мелодраматическое название вы ему дали, вы могли бы на время забыть о них ради этой женщины, которую все, кроме полиции, считают невиновной.
– Вы едва не уничтожили мою репутацию, черт вас дери, – огрызнулась мисс Коудл.
– Мы всего-навсего вскрыли истинное положение дел. Если вашу репутацию могла погубить такая обыкновенная и банальная вещь, как правда, то эта репутация вообще мало чего стоила, разве не так?
– Ах ты высокомерная старая… – Мисс Коудл потянулась к леди Хардкасл, но я успела отбить ее руку и повернулась к ней лицом, не напрягая рук, но держа их наготове.
– Дамы! Прошу вас! – резко бросила леди Бикл. – Если вам хочется подраться, вы можете сделать это и позже. Я даже готова подержать ваши пальто. Но сейчас мы говорим о Лиззи Уоррел. Мисс Коудл, насколько я понимаю, у вас есть кое-какие сведения.
Мисс Коудл подняла с пола свою сумку и, расстегнув ее клапан, достала из нее большой блокнот в твердой черной обложке. Поставив сумку обратно на пол, она несколько секунд молчала, держа блокнот на коленях.
Затем, собравшись с мыслями, сказала:
– Кристиан Брукфилд был отличный журналист. Мы с ним были не только коллегами, но и друзьями. Он был человек порядочный и принципиальный и считал своей миссией разоблачение продажности и корыстолюбия, которые видел вокруг и которых так много в нашей общественной жизни. Его не интересовали сплетни и скандалы вокруг супружеских измен – во всяком случае, ради них самих. Он не писал об убийствах или сенсационных ограблениях. – Она снова посмотрела на леди Хардкасл и меня. – Он писал о коррупции в местных органах власти, о подкупе в местных деловых кругах. Он находил грязных и алчных мерзавцев, действующих в самом сердце нашего общества, и разоблачал их гнусные делишки, выставляя их подлость на всеобщее обозрение. Так что, как вы можете догадаться, он отнюдь не пользовался расположением у тех, кто играет главные роли в политической и деловой жизни Бристоля.
Взяв с колен черный блокнот, она торжественно подняла его обеими руками, словно это была некая ценная реликвия.
– Брукфилд был не склонен к мелодраме, но он и не расслаблялся, вполне отдавая себе отчет в том, что своими разоблачениями он ставит под угрозу свою жизнь. Он иногда отпускал шутки по поводу того, что в один прекрасный день вынюхивание доведет его до беды. Не думаю, что он всерьез опасался, что кто-то пожелает закрыть ему рот, но он определенно не исключал такую возможность. Поэтому, когда он погиб при пожаре, якобы став случайной жертвой политически мотивированного поджога, я первым делом подумала, что его шутливое предсказание все-таки сбылось. Я никогда не верила в версию о том, что это дело рук суфражеток. Я с большим интересом слежу за вашей борьбой и знаю, что это не ваш стиль. Но явилась полиция, топая своими тяжелыми ботинками, бегло взглянула на то, что сразу бросалось в глаза, и объявила дело закрытым.
Открыв блокнот, она посмотрела на одну из его страниц.
– Когда стало известно, что он погиб, я была на работе. Его коллеги-журналисты любили его в той же мере, в какой его не любили в кабинетах городских властей, и те из нашей пишущей братии, кто постарше, сразу же двинулись в ближайший паб, чтобы помянуть своего павшего товарища. Меня, естественно, не пригласили, так что я подошла к его письменному столу, чтобы посмотреть, над чем он работал. В общем-то там ничего не было, только какие-то отрывочные заметки и недописанная статья о темных делишках, возможно, творящихся в футбольном клубе «Бристоль сити», на последней странице которой в самом низу имелась надпись, сделанная его рукой: «ничего нет – я заблуждался». Но затем я заглянула в ящик стола и обнаружила вот это.
Она снова подняла черный блокнот.
– Именно в этом блокноте он и сводил воедино все добытые им сведения, прежде чем опубликовать конечную статью. Его противниками всегда были очень влиятельные и могущественные люди, так что, прежде чем сдать материал в набор, ему нужно было очень тщательно проверить все факты. В этом самом блокноте он и выстраивал свои аргументы, обобщал данные, полученные от источников, и окончательно уточнял все детали. Если Лиззи Уоррел не поджигала магазин, а я считаю, что так оно и есть, то вполне возможно, что кто-то убил Брукфилда умышленно. А если дело обстоит именно так, то весьма вероятно, что в этом блокноте содержится ключ к установлению личности его убийцы.
– Можно? – спросила леди Бикл, подавшись в сторону и протянув руку к блокноту. Мисс Коудл, хотя и без особого желания, выпустила его из рук.
Леди Бикл быстро пролистнула несколько страниц.
– О-о, – растерянно проговорила она. – Тут какие-то иероглифы. Боюсь, я ничего не могу понять.
Она отдала блокнот мне.
– Это стенографическое письмо, – сказала я, взглянув на пару страниц. – Но тут написана какая-то тарабарщина, абракадабра.
Я протянула блокнот леди Хардкасл, которая также не смогла расшифровать его.
– Вы знаете стенографию? – с удивлением спросила мисс Коудл и забрала у нее блокнот.
– Да она пришлась кстати в одной моей работе.
– А что это была за работа? Для чего стенография могла понадобиться камеристке?
– Да так, то для одного, то для другого, – сказала я. – Я не вправе распространяться на этот счет.
