– Ну и ну! – удивилась леди Хардкасл. – Огромное вам спасибо, инспектор. – И принялась читать содержимое папки. – Отлично, отлично. Тут есть справка относительно биографии и личности мистера Брукфилда. До сих пор он для нас оставался только абстрактным носителем высоких моральных принципов и хозяином блокнота.
– Боюсь, я не совсем понимаю, о чем идет речь, – заметил инспектор.
Леди Хардкасл уже целиком ушла в чтение лежащих в папке бумаг, и я сама рассказала ему о нашей встрече с Диной Коудл.
– Понятно, – сказал он. – Мы с ним встречались всего несколько раз, но я, разумеется, читал его статьи. Мы внимательно следили за тем, что он писал в своей газете, и пару лет назад он выступал свидетелем на суде по делу о мошенничестве. Он был моложе, чем я думал после прочтения его статей – всего лет двадцать пять – двадцать шесть…
– Двадцать семь, – перебила инспектора леди Хардкасл.
– Пусть будет двадцать семь, – с улыбкой согласился он. – Он был довольно располагающий малый, но именно такой серьезный… и ревностный, как и можно ожидать от автора подобных статей. Мне он, в общем-то, нравился, но через некоторое время я начал от него немного уставать. По-моему, я никогда не слышал от него ничего такого, что можно было бы счесть забавным. Он был вежлив, порядочен и по-своему мил, но ему было отнюдь не свойственно шутить и острить по поводу абсурдных несуразиц нашей жизни.
– Возможно, в обществе легавых он чувствовал себя неловко, – предположила я. – И просто старался быть осторожным в выражениях, когда общался с кем-то из ваших.
– Очень может быть. Некоторым людям все же свойственно понятие о приличии и чувство уважения, когда они общаются со служителями закона.
Услыхав это, леди Хардкасл показала ему язык, но не перестала читать. Было очевидно, что она отнюдь не спешит делиться тем, что узнает из содержимого папки, и я решила расспросить самого инспектора.
– У него была семья? – спросила я.
– Оба его родителя скончались, – ответил он. – У него осталась тетушка, но они не были близки, и она отказалась явиться в церковь для прощания с ним. Его старший брат служит в торговом флоте, а младшая сестра работает медицинской сестрой в Объединенной королевской больнице. В Бате. Его брат сейчас в море, но сестра приезжала в пятницу на церемонию прощания. Она была очень расстроена.
– Могу себе представить. Значит, там были и вы?
– Да, был. Как я и говорил, общались мы мало, но у меня было такое ощущение, словно я знал его хорошо, хотя это и было не так. Вы понимаете – это благодаря его статьям. Несколько наших, полицейских, имевших с ним дело, тоже пришли в церковь, чтобы почтить его память.
– А там было много народу?
– Да, церковь была полна. Оказалось, что очень многие любили его.
– Надо полагать, это стало хоть каким-то утешением для его бедной сестры, – сказала я. – Так что же именно случилось вечером во вторник? В заметке в «Бристольских известиях» почти не было деталей.
– Ну, ребят из Бристольской полицейской пожарной команды незадолго до полуночи вызвали на пожар в магазине на Томас-стрит. К моменту их прибытия на место все здание уже было охвачено огнем, но тамошние жители успели сообразить, что надо делать, и принялись поливать соседние дома водой, чтобы пламя не перекинулось и на них. Помощь оказали и посетители соседнего паба, он называется «Корт Сэмпсон инн». Пожарные сделали все, что могли, но магазин был уничтожен, и, как оказалось, находившийся в здании человек погиб.
– Ужас, – сказала я. – А в то время хоть кто-то уже знал, что он там, внутри? Кто-то что-то сказал?
– Нет, ни слова. Как следует здание обыскали только на следующий день – было сочтено, что в него можно будет войти, не опасаясь, только к середине утра. Тогда-то и обнаружили его тело.
– Но сам пожар видели многие, да?
– Да, очевидцев были десятки. Паб «Корт Сэмпсон инн» очень популярен, даже если речь идет о вечере вторника. Наши ребята прибыли на место довольно быстро, после того туда вызвали пожарную команду, тогда они и опросили всех, кто был там. Надо сказать, что никто из посетителей паба ничего не замечал, пока огонь не разгорелся вовсю. Никто не видел никого и ничего, пока один из них…
– Билл Придди, – вставила леди Хардкасл, не поднимая глаз.
– Пока Билл Придди не отправился домой, когда до полуночи оставалось примерно пятнадцать минут, и не увидел пламя. Он сразу же бросился обратно в паб и поднял тревогу.
– Выходит, полиция опросила всех тех, кто помогал пожарным либо оставался в пабе, – сказала я. – А кому-нибудь вообще пришло в голову выяснить, все ли на месте? Может быть, кто-то сумел незаметно ускользнуть? Ведь не каждому хочется помогать тушить пожар или посреди ночи давать показания полицейским.
– Жаль, что той ночью с нами не было вас, – посетовал инспектор. – Я задавал этот вопрос, но не добился ничего, кроме многословных, но уклончивых и невнятных речей. Короткий ответ – это нет, тогда об этом не подумали. Так что весьма и весьма вероятно, что немало посетителей паба растворились в ночи, чтобы избежать опасности, увильнуть от тяжелой работы либо уклониться от полицейских допросов.
– Какая досада.
– Кое-кто из наших патрульных мог бы начертать эти слова на кокардах своих шлемов: «Полиция Бристоля – какая досада». Однако теперь уже ничего не поделаешь – нам приходится работать с теми сведениями, которые у нас есть.
Я улыбнулась.
– А как именно был подожжен магазин?
– Кто-то разбил его витрину и бросил внутрь связку тряпок, пропитанных керосином. Одна-единственная спичка – и все быстро занялось. Здания там старые, и в них полно сухого дерева.
– Но почему никто ничего не услышал? И не увидел. Ведь на то, чтобы совершить этот поджог, ушла минута или две.
– Все либо спали, либо сидели в пабе, – ответил он. – Прохожих в этот ночной час не бывает. Во всяком случае, на Томас-стрит.
– И рядом были раскиданы листовки суфражеток, – сказала я. – Об этом говорилось в газете.
– Именно так, – подтвердил инспектор. – Я заметил одну странность, на которую больше никто не обратил внимания. На найденных листовках значилось, что их напечатал «Женнский социально-политический союз», там имелась ошибка в слове «Женский». Глупая типографская опечатка, но странно, что никто ее не заметил.
– Может быть, и заметили, но было уже поздно.
– Может, и так. Была еще эта самая «подписанная записка», текст которой был составлен из заглавных печатных букв. Она была приколота к двери одного из соседних магазинов.
– А когда арестовали Лиззи Уоррел?
– На следующий день. У нас не было никаких данных на женщину по имени Л. Уоррел, и полиции пришлось рано утром в среду отправиться в штаб-квартиру ЖСПС на Квинз-роуд, чтобы выяснить, кто она. Там ее и арестовали.
