Когда обед был готов, старуха вывалила вареное мясо на большую плоскую тарелку и поставила на низкий столик в центре юрты. Аборигены уселись вокруг стола и, руками взяв по куску мяса, принялись за еду. Александра тоже деликатно ухватила двумя пальцами ближайший к себе кусок и украдкой рассматривала соседей, отмечая, что женщины, как и стряпуха, оголились до пояса, скинув верхнюю часть меховых комбинезонов, и ловко управляются обеими руками, нимало не смущаясь некрасивых обнаженных грудей, болтающихся у живота, точно пустые кожаные мешочки.
Урядник ел жадно, хватая руками, и не жуя заглатывал мясо. Никому не предлагая, то и дело прикладывался к извлеченной из-за пазухи бутылке, пьянея прямо на глазах. Самоеды запивали трапезу чаем, сваренным старухой в мятом жестяном котелке. После чая мужчины достали кисеты и трубки, делясь друг с другом табачком. Раскурила трубку и старуха. И еще одна женщина, помоложе. Покуривая, самоеды пристально рассматривали Сашу и переговаривались между собой, указывая пальцами на ее саквояж. Юрта наполнилась табачным дымом и гортанным говором. Поднявшись со своего места, Прошка подошел к фельетонистке и попробовал расстегнуть шерстяной жакет. Девушка отпрянула, ударив наглеца по жестким коричневым пальцам. Наблюдая за разворачивающимся действием, урядник усмехнулся и, посмотрев на Сашу, любезно проговорил:
– Пойдемте-ка, Александра Николаевна, на свежий воздух. А то, не ровен час, задохнемся мы в этой вонище.
Он поднялся на ноги и, пошатываясь и задевая предметы вокруг себя, вышел в откинутый полог. Под пристальными взглядами самоедов, вытерев пальцы и промокнув уголки рта кружевным платком, Александра подхватила стоящий в ногах саквояж, встала со шкуры и двинулась за урядником.
Шагнула в млечные сумерки ночи и тут же угодила в жаркие объятья. Дыша в лицо перегаром, урядник принялся страстно ее целовать, стараясь опрокинуть на землю.
– Анимпадист Саватьевич, что вы себе позволяете? – ожесточенно отбиваясь, в отчаянии шептала она.
– Иди сюда, сладенькая моя, – бормотал обезумевший представитель власти. – Ну, ну, не брыкайся. Знала, на что шла.
– Уберите руки! Ничего я не знала!
– Ты дурой-то не прикидывайся! Ты же не думала, что я тебя прокачу просто так? Журналистка она! Интересно ей! Придется за поездочку рассчитаться. Не ломайся, хуже будет. Если мною брезгуешь, Прошке тебя отдам.
Александра с силой оттолкнула зарвавшегося Першина, и тот, грязно выматерившись, замахнулся большим костлявым кулаком и с оттяжкой ударил ее в лицо. Висок пронзила острая боль, сознание на миг померкло, но Саша собрала волю в кулак и с силой толкнула мерзавца. Потеряв равновесие, тот пошатнулся и выпустил свою добычу из рук. Девушка рванулась в сторону и бросилась бежать. Не разбирая дороги, она бежала по берегу реки, увязая в болотистой почве, спотыкаясь о хилые кустики и прижимая к груди саквояж с необходимым для горожанки имуществом, из которого вряд ли что-то могло пригодиться в тундре. Сашу Ромейко не покидала надежда вернуться на корабль и, переночевав в обществе флегматичного старика-капитана, утром как ни в чем не бывало встретить доставленного Прошкой по реке урядника и вернуться в Архангельск. Не выкинет же Першин ее на берег при капитане?
Александра бежала, с силой выдергивая увязающие в грунте ноги в изящных, со шнуровкой, ботах и на бегу вглядывалась в сизую мглу реки из опасения проскочить мимо корабля, но желтый борт все не показывался. И только заметив огромный валун, мимо которого на кожаных туземных лодках совершенно точно не проплывали, Александра поняла, что движется в противоположную от корабля сторону. Засмотревшись на валун, она не заметила кротовой норы и, зацепившись за рытвину мыском бота, упала, сильно ударившись о камень головой. Попыталась встать, но поняла, что ноги ее не слушаются. Кое-как подтянулась на руках, уселась, привалившись спиной к холодной гладкой поверхности валуна, и в голос зарыдала.
Выплакавшись, девушка вдруг успокоилась и замерла. Расцвеченное разноцветными всполохами небо над ее головой было так прекрасно, что душа ощутила полет. Закрыв глаза, она задремала и сквозь сон почувствовала на щеке чьи-то холодные пальцы. Фельетонистка в испуге распахнула глаза, увидев склонившееся над нею чудовище с человечьим телом, медвежья голова которого уходила в переливающуюся всеми цветами радуги небесную высь. Чудовище зажало лапой ее рот и навалилось сверху, задирая юбку и холодными пальцами разрывая белье.
…В юрте пахло дымом и травами. Огонь почти догорел, сделалось темно и тихо. На застилавших пол шкурах еще засветло расселись зрители и, затаив дыхание, следили за готовым вот-вот начаться камланием. Стальные вибрирующие звуки варгана
[4] монотонно доносились из угла, где расположился шаман Кагот, призывавший к себе духов. Металлические звуки вдруг покинули угол и стали перемещаться. Они слышались сначала из центра юрты, зарождаясь на уровне пола, затем зазвучали под самой крышей и наконец стали как бы удаляться, иногда совершенно замолкая, но потом снова слышались издалека и постепенно приближались. Задремавшие было зрители оживились и громким шепотом принялись пояснять друг другу, что все это не просто так – их шаман летает, мечется, не находит себе места и все зовет и зовет своих духов.
Догорели последние угольки очага, и в наступившей темноте вдруг как бы действительно кто-то упал с крыши на вытертые шкуры. В то же мгновение некто пролетел над пригнувшими головы людьми.
– Шаман вылетел из юрты… – послышался восторженный шепот Ильки Ардеева.
Илька был самый горячий почитатель шаманского мастерства Кагота и искреннее остальных верил в его великий дар. Варган смолк, но вместе с тем началось какое-то интригующее шуршание, за которым последовало мягкое мелодичное:
– Ку-ку… Ку-ку…
Кукушка проявила активность, перелетая из угла в угол и оглашая юрту криками. Еще не успела она пропеть последние ноты, а ее голос уже сменился хлопаньем крыльев огромной птицы, и над головами зрителей зловеще захохотал филин. Вслед за филином удод прокричал:
– Ху-до! Ху-до!
Зрители заволновались и, в отчаянии качая головами, зашептали:
– Худо, ой, ой, худо…
Сгустившаяся мрачная атмосфера была нарушена веселым криком утки. Настроение присутствующих сразу изменилось, в темноте послышались радостный шепот и облегченные вздохи. Потом над головами с криками пролетел журавль, и вдруг сверху кто-то снова упал и послышался характерный свист бурундука. Затем зацокала белка.
– Белка, я стреляю – упади! – решил погадать Федотка Шаньгин.
Звуки падения белки с дерева предвещали хорошую охоту, и Федотка, довольный, засмеялся.
– Я стреляю – упади! – тут же подхватил Илька, но белка еще сильнее стала цокать и прыгать, и Илька огорченно махнул рукой, понимая, что охота для него не задастся.
