Я повернула одну из кассет и прочитала надпись на обложке.
— Катрин Такер Уиндхэм, — сказала сияющая Нелл, — она прекрасна.
— Ух ты. Спасибо! — я прочитала надпись на кассете, — «То, что мой папа рассказывал дома», а на другой стороне: «Женщины, о которых надо помнить». Я слышала кое-что об Уиндхэм, журналистке и авторе рассказов из Алабамы, которой теперь было уже за семьдесят. Иногда она выступала на NPR. Ее голос успокаивал, как объятие, и из нее буквально лились рассказы о хитрых проделках в маленьком городе рядом с Сельмой, где она росла. Слушатели NPR любили ее истории, и они всегда были гвоздем национальных фестивалей рассказов. Они были полны ностальгии, но не сентиментальны. Ее забавляли особенности человеческой природы.
В этом она была похожа на Нелл, которая уже сидела за столом на своем обычном месте. Она пододвинула ко мне свою чашку в ожидании кофе. Почувствовав запах кофе, она уже не в силах была дальше терпеть.
Я отложила кассеты и взяла кофейник.
— Крепкий кофе уже готов.
— Пожалуйста!
Нелл не осталась надолго. Она быстро выпила одну чашку и обсудила то, как мы будем сегодня вечером смотреть кино с Джуди и Айлой. Мы собирались посмотреть сатирический фильм Кристофера Геста «Победители шоу». Я заказала его на «Нетфликс», и уже через несколько дней в моем ящике на почте появился прямоугольный красный пакет. Нелл считала, что должна участвовать в этом процессе. Она всегда давала мне советы, как выполнять ее запросы относительно фильмов, как будто надо было сделать что-то еще помимо того, чтобы кликнуть по кнопке «арендовать» на сайте «Нетфликс». Я пыталась объяснить ей, как все это просто, но она отмахивалась. Сестры Ли всегда подходили к технике, исходя из принципа минимальной осведомленности. Чем меньше деталей им требовалось знать, тем лучше. Если фильмы можно было смотреть, то как это делалось, совершенно не важно. Мне было интересно услышать, что еще она попросит заказать. В следующий раз она попросила «Могучий ветер» и серии британской телекомедии «Да, премьер-министр».
В выборе британских и американских фильмов явно проявлялась ее любовь к сатире. За то время, что я была в Монровилле, мы посмотрели «Уоллес и Громит», «Добрые сердца и короны» (черную британскую комедию, снятую «Илинг Студиос», где Алек Гиннес сыграл восемь различных членов одной и той же семьи), «Фарго», «Небеса над нами» (британский фильм, где священника случайно отправляют в снобистский приход, с Питером Селлерсом в главной роли), «Помогите нам, небеса!» и «В ожидании Гаффмана» Геста.
Я стояла у окна, на котором стоял санкэтчер, и смотрела, как Нелл уходит по моему переднему двору. Я взяла кассеты и отнесла их по широкому, покрытому деревянным полом коридору в свою спальню. Я сбросила сабо и улеглась на кровать. Было еще утро, но ночью я явно не выспалась. Я вытащила из коробки кассету с «Тем, что мой папа рассказывал дома», вставила ее в магнитофон и поставила рядом с кроватью. Теплый, почти золотой голос Уиндхэм наполнил комнату.
Я свернулась, лежа на боку под зеленым шерстяным покрывалом, нежно прижав к себе подушку. Потом закрыла глаза и стала слушать.
«Я Катрин Уиндхэм, я живу в Сельме, штат Алабама, — длинная пауза, — и вспоминаю то, что мне рассказывал мой отец и другие члены моей семьи, — пауза, — сидя в своем кресле-качалке, и обсуждая те истории, которые он мне рассказал, и те истории, которые я услышала о нем и от него — пауза, — много лет назад в Томасвиле, штат Алабама».
Ее рассказы лились, как мед: нежно, то быстрее, то медленнее.
«Время от времени кто-то говорит мне: "Я замечаю, что, когда вы рассказываете свои истории, то всегда делаете паузы, а иногда вообще долго ничего не говорите". И тут мне приходит в голову, что, может быть, дело в том, что мой отец, рассказывая что-то, делал паузу, зажигая погасшую трубку. И, хотя я не курю трубку, — Уиндхэм засмеялась, — но это, может быть, повлияло на то, как я рассказываю».
Позже Нелл предложила, чтобы Уиндхэм приняли в Почетную академию Алабамы, и сама присутствовала при этом мероприятии.
Глава тринадцатая
Нелл попросила меня зайти к ним в три часа дня. Мы должны были заехать в «Макдоналдс» и выпить там чашку кофе, а потом забрать Алису с работы и отправиться на озеро, чтобы покормить уток и гусей.
Когда Нелл открыла мне дверь, она почти крякала. Может быть, я так подумала, потому что позже мы должны были кормить уток, но казалось, что у нее всклокочены перья и она никак не может решить, начинать говорить или нет.
Она извинилась, что не сразу открыла дверь. Она говорила по телефону. А затем остановилась и без какого-либо вступления спросила: «Какое, по-твоему, самое грязное слово в английском языке?» Она стояла у самого выхода из дома.
Я судорожно размышляла. Мне хотелось понять, смогу ли теперь правильно угадать, что значат ее слова.
«Фанатизм», — подумала я. Нет, может быть, «бедность». Но она задала свой вопрос с таким моральным возмущением, так что, может быть…
Она не стала дожидаться моего ответа. Ее вопрос все равно был риторическим.
«Предоставление прав». Она буквально выплюнула это.
Я уже знала, что ее не надо расспрашивать, особенно, если она раздражена или рассержена, а стоит подождать, пока она сама не захочет рассказать все детали. Она не захотела, по крайней мере в тот день, но все время возвращалась к этой теме.
Однажды Нелл посмотрела на «Мобил Реджистер», лежавший на моем кофейном столике. В газете был напечатан очередной материал о процессах над Ричардом Скраши, бывшим исполнительным директором корпорации «Здоровый Юг», крупнейшего оператора медицинских услуг, и над бывшим губернатором Алабамы Доном Зигельманом. Скраши и губернатор были известны своими эксцентричными тратами, и в конце концов в 2006 году их признали виновными в растрате федеральных фондов в составе преступной группы и в мошенничестве.
— Алчность — это самый холодный из всех смертных грехов, тебе так не кажется? Похоть и чревоугодие, по крайней мере… — она сделала паузу, — человечны.
Мне пришлось напрячься, чтобы вспомнить остальные смертные грехи. Унитарианцы не очень сильны в этом вопросе. В нашей воскресной школе об этом никогда не было речи.
По крайней мере, я помнила, что смертных грехов семь. Что же это за остальные четыре помимо алчности, похоти и чревоугодия? Уныние был еще один. Другой — зависть.
Мне пришлось искать два последних в «Гугле». Гордыня и гнев.
Нелл особенно злилась из-за алчности. Частично это происходило потому, что время от времени люди пользовались ее доброжелательностью и зарабатывали на ней деньги.
— Она с радостью отдаст вам последнюю рубашку, — сказала Хильда Баттс во время интервью для моего газетного материала, — но не пытайтесь взять у нее без разрешения.
Нелл никогда ничего не делала из любви к деньгам или к вещам, которые можно на них купить. Ее просто не интересовала роскошь, хотя она ценила возможность жертвовать большие суммы денег на благотворительность и потихоньку оплачивать образование других людей.
