В 1960-х годах дед создал Midland Associates – партнерство со своими собственными детьми, каждому из которых передавалось по 15 процентов права собственности в восьми зданиях, одним из которых было Sunnyside Towers. Непосредственной целью такого очевидно полулегального, если не откровенно мошеннического, перераспределения капитала был уход от львиной доли налогов на дарение, которые пришлось бы заплатить в случае прямой передачи прав собственности. Не знаю, было ли известно папе, что он владеет частью здания, в котором тогда жил, но в 1973 году его доля в нем оценивалась примерно в 380 000 долларов, что эквивалентно сегодняшним 2,2 миллиона долларов. Казалось, что он не имел никакого доступа к этим деньгам – его лодки и самолеты исчезли, а вслед за ними его «Мустанг» и «Ягуар». Красивые номера с инициалами FCT у него остались, но теперь они украшали потрепанный Ford LTD. Все богатство моего отца к тому времени существовало исключительно на бумаге. То ли его доступ к средствам в трасте был заблокирован, то ли он решил, что не имеет права распоряжаться собственными деньгами, но, так или иначе, он полностью зависел от воли своего отца.
Мы с папой смотрели матч с участием «Метс»
[28], когда раздался звонок домофона. Папа очень удивился и пошел отвечать. Я не расслышала, с кем он говорил, но, вернувшись, папа сквозь зубы произнес: «Черт». Мы спокойно отдыхали, но сейчас папа выглядел напряженным. «Дональд зайдет на пару минут», – сказал он мне.
«Зачем?»
«Понятия не имею». Он казался недовольным, что было ему несвойственно.
Папа заправил рубашку и открыл дверь, как только зазвонил звонок. Он отступил на пару шагов, чтобы дать своему брату пройти. На Дональде были костюм-тройка и начищенные до блеска туфли, а в руках он держал толстый конверт светло-коричневого цвета, обтянутый несколькими широкими резинками. Он вошел в гостиную. «Привет, милашка», – сказал он, увидев меня.
Я помахала в ответ.
Дональд обернулся к папе и воскликнул: «Боже, Фредди», презрительно оглядываясь по сторонам. Мой отец пропустил это мимо ушей. Дональд бросил конверт на журнальный столик и сказал: «Папе нужно, чтобы ты подписал эти бумаги и привез их в Бруклин».
«Сегодня?»
«Да. А что? Ты занят?»
«Ты и отвези».
«Я не могу. Я еду в город взглянуть на залоговые объекты, которые выставлены на продажу. Сейчас фантастически удачное время, чтобы наживаться на неудачниках, покупавших недвижимость на пике цен».
Фредди никогда не решился бы заниматься застройкой за пределами Бруклина. Несколько лет назад они с Линдой ехали на выходные в Поконос
[29] и проезжали мимо целого ряда предназначенных под снос домов по обеим сторонам автострады. Линда заметила, что он мог бы начать собственный бизнес и заниматься реновацией жилья в Бронксе. «Я не смогу пойти против папы, – сказал тогда Фредди. – Для него существует только Бруклин. Он никогда на это не согласится».
А сейчас Дональд выглянул в окно и сказал: «Папе понадобится кто-нибудь на Бруклин. Ты бы лучше вернулся».
«Чтобы заниматься чем?» – фыркнул папа.
«Ну, не знаю. Тем же, чем раньше занимался».
«Раньше я был на твоем месте».
В неловкой тишине Дональд взглянул на часы. «Меня внизу ждет водитель. Отвези это отцу до четырех часов, хорошо?»
После ухода Дональда папа присел на диван рядом со мной и закурил сигарету. «Ну, ребенок, – сказал он, – хочешь прокатиться в Бруклин?»
Когда мы приезжали в офис, папа направлялся к Эми Люерсен, личной помощнице деда (а также моей крестной), чей стол стоял непосредственно перед дверью ее босса. Тетя Эми откровенно обожала мужчину, которого называла «мой Фредди».
Кабинет моего деда представлял собой квадратную комнату с приглушенным освещением, стены были увешаны памятными наградными табличками и сертификатами в рамках, повсюду стояли деревянные бюсты индейских вождей в парадных головных уборах. Я садилась за его стол, брала какой-нибудь из бесчисленного множества маркеров и лист бумаги для заметок (точно такая же была у них в Доме) и рисовала, пока не приходило время обедать. Когда меня оставляли одну, я с бешеной скоростью вращалась в его кресле.
Дед всегда брал нас обедать в Gargiulo, чопорный ресторан с хрустящими салфетками и скатертями, куда он ходил почти каждый день. Почтительные официанты его знали, всегда называли его «мистер Трамп», отодвигали его стул и суетились вокруг него на протяжении всего обеда. Папа чувствовал себя комфортнее, когда к нам присоединялась тетя Эми или кто-нибудь еще из офиса; им с дедом практически нечего было друг другу сказать. Нечасто случалось, чтобы Дональд был в офисе одновременно с нами, но когда наши пути пересекались, было гораздо хуже. Он вел себя так, как будто тут все принадлежит ему, и казалось, что дед это не только поощряет, но и получает от этого удовольствие. В присутствии Дональда мой дед преображался.
В 1973 году Отдел гражданских прав Министерства юстиции подал в суд на Дональда и деда за нарушение Закона 1968 года о справедливом решении жилищных вопросов из-за отказа сдать квартиру die Schwarze
[30], как выражался дед. Это был один из самых крупных когда-либо выдвинутых федеральных исков о дискриминации в жилищной сфере, и свою помощь им предложил известный адвокат Рой Кон. Дональд и Кон познакомились в Le Club, элитном закрытом ресторане с дискотекой, куда наведывались Вандербильты, Кеннеди, международные знаменитости и отпрыски королевских семей. За десяток с лишним лет до этого Кон был участником печально известного антикоммунистического крестового похода Джозефа Маккарти. В конечном итоге его заставили уйти с поста главного юридического советника сенатора, но он успел разрушить жизни и карьеры десятков мужчин из-за подозрений в гомосексуализме и/или симпатиях к коммунизму.
Как многие порочные люди с влиятельными связями, Кон не признавал никаких правил. Принятый в определенных кругах нью-йоркской элиты, Кон занялся частной практикой в родном городе. В числе его клиентов были Руперт Мердок, Джон Готти, Алан Дершовиц и Католическая архиепископия Нью-Йорка. В последующие годы он стал очень богатым, очень успешным и очень могущественным.
Хотя по контрасту с осторожным и немногословным Фредом Кон был несдержан и криклив, разница между ними на самом деле была количественной, а не качественной. Жестокость и лицемерие Кона были более публичными, но Фред, в узком контексте своей семьи, этими премудростями тоже хорошо владел. Фред приучил стремиться к людям, подобным Кону, и Дональда, который позже будет готов угождать диктаторам вроде Владимира Путина или Ким Чен Ына, да и вообще кому угодно, лишь бы стать богаче.
