Теперь Дональд сказал: «Думаю, мы совершили большую ошибку, продолжая поддерживать твою мать. Возможно, было бы лучше, если бы мы по прошествии нескольких лет лишили ее содержания, и ей бы пришлось научиться жить самостоятельно».
Мысль о том, что кто-то еще имеет право на деньги или поддержку, которых явно не заработал, была выше понимания Дональда и моего деда. Ничего из того, что получала моя мать как бывшая жена старшего сына очень богатой семьи, почти в одиночку воспитавшая двух внуков Мэри и Фреда Трамп, не приходило от моего деда, и уж точно не приходило от Дональда, и тем не менее оба вели себя, как будто это было именно так.
Дональд, видимо, полагал, что проявляет доброту. Раньше с ним такое бывало. Он и в самом деле однажды дал мне 100 долларов, чтобы я смогла забрать свою машину со штрафстоянки. А после смерти моего отца Дональд был единственным, кроме бабушки, членом моей семьи, державшим меня в курсе всех дел. Но со временем его доброта деформировалась настолько, что проявления того, что он считал добротой, для всех остальных было практически неразличимы. Тогда я этого не знала, но, когда у нас состоялся этот разговор, Дональд все еще жил на разрешенные банками 450 000 долларов в месяц.
Как-то утром, когда я сидела напротив Дональда за его столом, обсуждая детали нашей поездки в Мар-а-Лаго (Дональд полагал, что, если я своими глазами увижу его особняк в Палм-Бич, это поможет мне с книгой), раздался звонок. Это был Филип Джонсон
[40].
Пока они болтали, Дональда, как показалось, озарило. Он включил громкую связь. «Филип! – сказал он. – Поговори с моей племянницей. Она пишет мою новую книгу. Ты можешь ей рассказать все о Taj».
Я представилась, и Филип предложил на следующей неделе приехать к нему в Коннектикут, чтобы обсудить книгу.
Закончив разговор, Дональд сказал мне: «Это будет потрясающе. Филип – великий человек. Я пригласил его спроектировать рortа-co-share в Taj Mahal. Это грандиозно – я никогда ничего подобного не видел».
После того как мы обсудили логистику нашей поездки во Флориду, я вышла из офиса и направилась в библиотеку. Я понятия не имела, кто такой Филип Джонсон, и никогда не слышала о porta-co-share.
На следующий день в лимузине по дороге в аэропорт я рассказала Дональду, что договорилась встретиться с Джонсоном у него дома, в его знаменитом (как я узнала в библиотеке) стеклянном здании, построенном по собственному проекту. Я также выяснила, что то, что Джонсон спроектировал для Taj – а Дональд называл porta-co-share, – было porte cochere, то есть огромным парадным подъездом с навесом для подъезжающих автомобилей. Я поняла, почему Дональд хотел, чтобы Джонсон участвовал в этом проекте: он был не просто знаменит, но еще и вращался в тех кругах, куда стремился Дональд. Хотя я и не понимала, почему Джонсон согласился проектировать подъезд Taj. Это был совсем не крупный проект, и он, казалось, не стоил его времени.
Когда меньше чем через десять минут после начала поездки Дональд взял в руки номер New York Post, я поняла, что давать мне информацию для книги он не намерен. Я начала подозревать, что он нанял меня без согласования со своим издательством, потому что не хотел, чтобы тамошние люди контролировали каждый его шаг. И для него было гораздо проще отмахиваться от племянницы, которая работает без договора и практически без зарплаты, чем от профессионального писателя, который почти наверняка будет кровно заинтересован в успехе этой книги. Но нам предстояло вместе провести два часа на борту самолета, так что я надеялась, что он поговорит со мной там.
На борту джета, ждавшего нас на взлетной полосе, Дональд обвел руками все вокруг и спросил: «Ну, что ты об этом думаешь?»
«Потрясающе, Дональд». Я уже понимала, что к чему.
Как только мы набрали высоту и могли отстегнуть ремни, один из его охранников, поставив рядом стакан с диетической колой, вручил ему огромную пачку писем. Я наблюдала, как он один за другим вскрывает конверты, затем, проверив их содержимое в течение нескольких секунд, бросает их на пол. Когда набралась большая куча, вновь появился тот же парень, собрал всю скомканную бумагу и выбросил в мусорное ведро. Это повторялось снова и снова. Я пересела на другое место, чтобы этого не видеть.
Когда машина подъезжала ко входу в Мар-а-Лаго, персонал уже нас ждал. Дональд ушел со своим дворецким, а я представилась всем остальным. Хоромы из пятидесяти восьми спален с тридцатью тремя ванными комнатами, оснащенными покрытыми золотом светильниками, и гостиной площадью в сто шестьдесят семь квадратных метров, украшенной двенадцатиметровыми люстрами, были кричащими, безвкусными и некомфортными ровно в той степени, как я этого и ожидала.
В тот день на обеде были только я, Дональд и Марла. Раньше мы с ней несколько раз встречались, но у нас никогда не было шанса пообщаться один на один. Она показалась мне дружелюбной, и Дональд с ней выглядел очень расслабленным. Она была всего на два года старше меня и настолько не похожа на Ивану, как только может одно человеческое существо отличаться от другого. Марла была трезвомыслящей и мягкой, тогда как Ивана вся была сверкание, высокомерие и враждебность.
На следующий день я все утро провела в изучении особняка. Других гостей не было, так что место казалось пустым и странно тихим. Я поговорила с дворецким, чтобы узнать, может ли он рассказать что-нибудь интересное, познакомилась с другими работавшими там людьми, а затем немного поплавала до ланча, который был назначен на 13:00. Хотя в некоторых вопросах в Мар-а-Лаго и придерживались строгих правил, атмосфера там была гораздо более непринужденной, чем в наших обычных местах семейных сборов, так что в купальнике и шортах я чувствовала себя вполне комфортно на ланче, накрытом на веранде.
Дональд, одетый в костюм для гольфа, пока я приближалась, смотрел на меня так, как будто никогда меня раньше не видел. «Черт возьми, Мэри. А ты у нас с фигуркой!»
«Дональд!» – с притворным ужасом сказала Марла, легонько шлепнув его по руке.
Мне было двадцать девять, и меня не просто было смутить, но мое лицо покрылось краской, и неожиданно я испытала неловкость. Я набросила на плечи полотенце. Мне пришло в голову, что никто в моей семье, кроме родителей и брата, в купальнике меня никогда не видел. К несчастью для книги, это было единственным интересным происшествием за все время моего пребывания в Палм-Бич.
Когда мы вернулись в Нью-Йорк и Дональд наконец устал от моих просьб об интервью, он вручил мне список имен: «Поговори с этими людьми». Список включал президентов его казино и мужа Мэриэнн, Джона. Хотя в принципе это и могло бы пригодиться, казалось, он не понимает, что написать книгу без вклада с его стороны будет практически невозможно.
Я встретилась со всеми президентами казино. Неудивительно, что большинство их ответов были заранее заготовленными, и я поняла, что в разгар хаоса и системного кризиса они не собираются раскрывать мне компромат о том, что происходит за кулисами бизнеса их босса. Поездки не были совершенно напрасно потраченным временем: я никогда там прежде не бывала и, по крайней мере, прониклась атмосферой места.
