– Все просто, – ответил он. – Найди это оружие для нас как можно быстрее.
Я вернулся к своему временному столу, чтобы просмотреть документ, но обнаружил, что это занятие напоминает чтение списка покупок на языке, которым я не владею. Открыв ящик стола в поисках блокнота и карандаша, я заметил внутри письмо, адресованное Бен-Гуриону, которое, должно быть, Дори сохранил по каким-то своим соображениям. Оно было написано одним из наших генералов: ему предложили должность начальника штаба, но, судя по тексту, он решил отказаться.
«Я не хочу быть начальником штаба на шесть дней», – писал он. Для меня эти слова не имели никакого смысла, так что я попросил коллегу объяснить, что это значит.
– Почему генерал отказался от поста? – спросил я.
– Есть много причин.
– Например?
– Патроны, – ответил он.
– Что ты имеешь в виду?
– Почитай внимательно список, – сказал он, указывая на одну из строк в колонке того, что у нас уже было. – Шесть миллионов патронов.
– Кажется, это много, – заметил я.
Коллега рассмеялся:
– Когда придет война, нам понадобится миллион патронов в день. – И добавил: – Непростая работа.
Именно это имел в виду генерал: он не хотел вступать в оборонительную войну с боеприпасами на срок меньше недели. Я был потрясен по двум причинам: во-первых, я знал – все мы знали, – что перед государством сразу встанет угроза войны. Очень серьезная угроза. Но насколько безнадежна ситуация? Мы столь плохо оснащены, что боеприпасов не хватит даже на неделю? Нет, это было ужасной перспективой. Но еще более шокирующим стало для меня открытие, что специалист, которого вызывают помочь в столь важном деле, просто отказывается лишь потому, что дело кажется ему чересчур сложным. Ведь Бен-Гурион не звал его для участия в случайном малозначимом проекте; он просил генерала взяться за ключевую задачу – защиту еще не родившегося государства, за реализацию сионистской мечты. Возможно, масштабы проблемы огромны, но какой ответ был бы достоин нашей истории – и нашего будущего, – если не решительное и исполненное надежды «да»?
В голове моей эхом звучали прощальные слова деда: «Всегда оставайся евреем». Быть евреем значило для меня многое, но прежде всего это означало иметь силу духа и мужество делать то, что требовалось во имя еврейского народа. В то время мне, возможно, не хватало опыта и положения, чтобы разбираться в оружии, перечисленном в списке Бен-Гуриона, но необходимо было принимать решение, где взять боеприпасы, где найти союзников, как приобрести оружие; и вместо того, чтобы бежать от трудностей, я с готовностью принял вызов.
* * *
Многие воспринимают меня как человека весьма противоречивого. В течение последних сорока лет я был известен как один из самых энергичных «голубей» Израиля, как человек, сосредоточенный на установлении мира. Но первые два десятилетия моей карьеры были посвящены не достижению мира, а подготовке к войне. Какое-то время говорили, что я один из самых напористых «ястребов» Израиля. На этом основании предполагают, что я изменился, что мои действия и взгляды подверглись масштабной нравственной трансформации. В такой интерпретации обнаруживается определенный лиризм, однако это выдуманный парадокс, которого на самом деле никогда не существовало. Это не я изменился – изменилась ситуация.
Мир – это цель, это то, к чему следует стремиться, а война – функция, вызванная необходимостью, вопреки нашим желаниям. Ни один разумный человек не предпочтет войну. Едва лишь появилась возможность мира, я изо всех сил направился к нему. Когда арабские лидеры стали открыты для переговоров, я сказал, что тоже предпочитаю переговоры. Пророки призывали к миру и справедливости, к морали и взаимной терпимости. «И они перекуют мечи свои на орала и копья свои на серпы, – говорит нам Тора. – Не поднимет народ на народ меча, и не будут более учиться воевать»
[38]. Это было видением, направляющим еврейский народ. Но следует помнить, что бывали времена, когда обстоятельства складывались совершенно иначе; времена, когда наши арабские соседи не желали переговоров и пытались уничтожить нас. Бывали времена, когда Израиль оставался беззащитным в море врагов, времена чрезвычайной и постоянной опасности. Это были годы до того, как мир стал возможным, – годы, когда я был бескомпромиссным «ястребом».
Злые намерения соседей были не единственной причиной того, что мы стояли перед угрозой почти неизбежной гибели. Ближний Восток находился под западным эмбарго на поставки оружия, поскольку Соединенные Штаты, Британия и Франция обязались сохранять нейтралитет в регионе. На практике Израиль оказался единственной жертвой этого эмбарго; Советский Союз охотно поставлял оружие арабским государствам, которые угрожали нашему существованию, в то время как Запад нам не предоставлял ни оружия, ни боеприпасов. Таким образом, нашим врагам был открыт беспрепятственный канал военных поставок для их и без того обширных армий, а у нас имелись запас патронов на шесть дней и ополчение, состоявшее в основном из фермеров и мирных людей, выживших в холокосте и не имевших боевой подготовки; не было никакого доступного способа получить оружие для обороны на случай нападения.
Единственной возможностью защитить себя было нарушение эмбарго – незаконное приобретение оружия и тайная его доставка.
Несколькими днями ранее я доил коров в кибуце, теперь же для меня наступал один из самых драматичных периодов жизни. Мне предстояло установить дружеские контакты с торговцами оружием и партнерские отношения с контрабандистами. Меня ждали секретные миссии, использование поддельных паспортов, работа в тени – все во имя закупки как можно большего объема вооружения и боеприпасов. Со временем я приобрел опыт и знания как об оружии, так и о каналах его приобретения. Я узнал о дефектах конкретного типа винтовок, об объемах топлива для прохода военного корабля через Атлантику. Стал хорошо разбираться в причудливом балансе почтительности и настойчивости, необходимом для того, чтобы добиться своевременной доставки лучшей техники. Но в начале пути все, что я знал, – это невероятная важность моей задачи и предельная ограниченность во времени на ее решение. Мне было очень интересно узнавать о разнообразных технических деталях, но у меня не было вопросов, почему я все это делал: решение пришло сразу, без раздумий.
Лишь одна страна согласилась направить нам оружие напрямую – Чехословакия. Другие советские сателлиты, находившиеся за «железным занавесом», присоединились к бойкоту, но Сталин увидел в западном эмбарго некий шанс, полагая, что демонстрация поддержки может приблизить нашу молодую социалистическую страну к его коммунистической империи. И поэтому он позволил чехам снабжать нас оружием, в котором мы отчаянно нуждались. Все происходившее было невероятно символично: большинство присланного вооружения изготавливалось на объектах, возведенных нацистами на оккупированной чешской территории. То самое оружие, которое когда-то использовалось против нас, теперь послужит нашей защите.
