Я поступил на вечерние курсы Новой школы социальных исследований
[52], которая оказалась совершенно замечательным учебным заведением. Преподавательский состав включал выдающихся интеллектуалов, таких как судья Феликс Франкфуртер
[53], умевший зачаровывать студентов впечатляющими, хотя и не очень регулярными, лекциями. Новая школа стала одним из этапов, повлиявших на мой жизненный путь, источником знаний, от которого я буду зависеть и шестьдесят с лишним лет спустя.
Первые месяцы были трудными. Обучение требовало свободного владения английским языком, а я только изучал его, так что порой терял веру в себя. Но уже через несколько месяцев я с удовольствием общался. Именно тогда для меня по-настоящему открылся Нью-Йорк. Меня поразило, насколько одобрительно люди здесь говорили друг о друге, насколько были готовы отдать должное другим. Мне нравилось, как они были щедры, как ненавязчиво проявляли доброту. Мне также нравилось разнообразие акцентов, пронизывающих весь город, – многие из нас все еще учились говорить по-английски. Казалось, амбициозное обещание Соединенных Штатов открыть путь к «американской мечте» жило в умах всех, кто прибыл сюда, как будто сама «американская мечта» была естественной частью, сущностью этого города.
Я возвращался в наш домашний «кибуц» после занятий и часто до утра засиживался за учебниками. Те уединенные часы были волшебным интеллектуальным балетом, но, как бы мало часов ни оставалось на сон, каждое утро я вставал и принимался за работу.
Хотя война закончилась, задачи американской миссии не изменились. У Израиля не было оружия для защиты. Наши запасы были уничтожены войной, осталось некоторое количество артиллерийских орудий и немного самолетов, наши шансы на спасение почти полностью зависели от команды решительных инженеров, обладавших навыками ремонта самой разной техники. А западное эмбарго никто не отменял. Даже Соединенные Штаты, очень быстро признавшие наше государство, отказались продавать нам оружие в самый уязвимый период. Мы были лишены выбора, когда ставки были беспрецедентно высоки. И поэтому пошли по единственно возможному пути, когда я присоединился к странному миру черного рынка оружия во имя создания национальных сил обороны.
Кажется, у меня было бесчисленное множество приключений. Однажды я договорился увидеться с торговцами оружием на Кубе в отеле «Тропикана». Они назначили встречу на двенадцать часов. Но когда я приехал в отель и попросил впустить меня, охранник рассмеялся мне в лицо. Потом на ломаном английском он объяснил, что находит таким смешным: встреча была запланирована не на полдень, а на полночь. Каким зеленым новичком я должен был выглядеть. Это был элементарный урок того, за какую работу я взялся и с какими людьми имел дело. В другой раз я договорился о покупке двух британских эсминцев, больше ненужных правительству Колумбии. Я разработал соглашение с президентом Колумбии и министром иностранных дел в Боготе, но перед подписанием мне нужно было долететь до Картахены, чтобы осмотреть те суда. Важный колумбийский генерал сопровождал меня до небольшого аэропорта, где мы сели на отслуживший свое самолет. Примерно через час полета, где-то над густым дождевым лесом, левый двигатель загорелся. Важный генерал в ужасе смотрел мне в глаза.
– Вы должны принять решение, что делать, – заявил он.
– Какие у нас варианты? – спросил я, стараясь сохранять спокойствие.
– Мы можем потерпеть крушение в джунглях, думаю, уйдет несколько недель на то, чтобы выбраться оттуда.
– А другой вариант?
– Продолжать полет в Картахену в надежде, что самолет не взорвется.
Я мгновение подумал.
– Выбираю второй вариант.
Мы продолжили рискованное путешествие молча, пытаясь заглушить страх. К счастью, приключение благополучно завершилось на взлетно-посадочной полосе (и эсминцы были в отличном состоянии).
И все же, несмотря на весь международный интерес, большая часть нашей работы состояла в подготовке сделок, которые мы могли бы заключить в Соединенных Штатах. Там мы покупали танки, самолеты и артиллерийские орудия, часто у подозрительных персонажей, внушавших ужас. Нам приходилось вывозить вооружение из страны по частям, что стало возможным только благодаря сотрудничеству с профсоюзом водителей грузовиков «Тимстер». Одним из наиболее отзывчивых и полезных наших помощников был глава местного отделения профсоюза в Детройте Джимми Хоффа
[54].
Но из всех, с кем я работал в те годы, никто не был более обаятельным, более шумным или более ценным для нас, чем опытный еврейско-американский летчик и авиационный инженер Аль Швиммер
[55]. Во время Войны за независимость он присоединился к израильским ВВС вместе с храброй командой американских пилотов; они быстро приобрели репутацию необычайно смелых, хотя немного безрассудных и неугомонных.
Когда война закончилась, Аль вернулся в Калифорнию, но остался глубоко преданным нашему новорожденному государству. В дальнем углу тихого аэродрома к северу от Лос-Анджелеса он арендовал скромный авиационный ангар – немногим больше огромного сарая. Он купил набор разнообразных инструментов и нанял небольшую команду, которой, как он знал, мог полностью доверять, в нее вошли и его коллеги-пилоты, участники нашей минувшей войны. Внутри ангара Аль и его команда обустроили впечатляющий центр техобслуживания самолетов, который выглядел – в лучшем случае – как импровизированное мероприятие дилетантов.
На первый взгляд казалось невозможным, что в таких условиях команда Аля сможет построить первый самолет для только что созданной израильской компании «Эль Аль», название которой означает «ввысь». И все же именно это они намеревались сделать. Даже ретроспективно это кажется удивительным. На протяжении жизни я встречал очень много людей с огромным талантом, но я не знаю никого, кто был бы так же хорош в своем деле, как Аль Швиммер. При значительной нехватке ресурсов он и его команда могли починить любой самолет и управлять любым воздушным судном в любых обстоятельствах. Я помню время, когда пытался и не смог купить еще тридцать самолетов Mustang до того, как военные США уничтожили их (в стандартной комплектации). Самолеты мне не достались, их разрезали пополам, ампутировали крылья. Но для команды Аля это был лишь малозначащий эпизод: они быстро приобрели расчлененные самолеты на техасской свалке, собрали и испытали, а затем разобрали для отправки в Израиль.
