На следующее утро я проснулся в приподнятом настроении, но радость быстро исчезла, когда пришли печальные новости. Бомба, взорвавшаяся на обочине дороги в Ливане, убила семерых израильских солдат. Я позвонил Рабину, чтобы обсудить трагедию.
– Мы стоим на пороге исторического свершения, – сказал я ему. – Но я боюсь, что последние новости могут изменить обстановку к худшему с обеих сторон. Возможно, нам следует отложить подписание соглашения.
Рабин был также обеспокоен, но чувствовал, что отсрочка невозможна – нам просто не хватит времени [для маневра]. Мы решили действовать по плану.
На другой день я прибыл в Норвегию, меня разместили в гостевом доме норвежского правительства. Я следовал протоколу визита, включавшему и ужин в мою честь. Когда он закончился, я извинился, заметив, что все еще не оправился от перелета. Но как только вернулся в гостевой дом, ускользнул от своего окружения, чтобы оказаться на тайной церемонии подписания Декларации принципов. Все участники переехали в Норвегию, учитывая ведущую роль Хольста в разработке документа. Здесь, так далеко от ближневосточного солнца и песка и в обстановке, столь отличной от наших ожиданий, враги пожали друг другу руки. Это был прекрасный и очень эмоциональный момент.
Я не должен был подписывать документы, поскольку израильское правительство еще не утвердило их. Предполагалось, что переговорщики с обеих сторон инициируют принятие декларации, тем самым направив нас к официальному соглашению. Так и вышло: исключительная и невероятная работа обеих групп теперь проявилась в декларации, способной изменить ход нашей истории. Видеть всех этих людей вместе – со слезами на глазах и улыбками на лицах – было напоминанием: несмотря на все разногласия и мучительное прошлое, мы верили, что лучшее, более безопасное и мирное будущее не только возможно, но и совершенно необходимо. Наблюдая за происходящим, я изо всех сил крепился, из дипломатических соображений сдерживая слезы радости.
Когда подписание состоялось, все члены переговорных групп произнесли речи. Никогда не забуду, что сказал Абу Ала:
– Будущее, к которому мы стремимся, не наступит, если мы вместе не преодолеем страхи прошлого и не извлечем из минувшего уроки во имя нашего будущего.
После Абу Ала подошел ко мне, чтобы представиться. Я впервые разговаривал с членом ООП.
– Я внимательно следил за вашими декларациями, заявлениями и публикациями, – сказал он, – все они подтверждают ваше стремление достичь справедливого, прочного и всеобъемлющего мира.
Мы удалились в отдельную комнату и провели полчаса наедине, беседуя по-английски – на общем для нас языке. Я заверил его в нашей приверженности соглашению и сказал, что он может рассчитывать на мою помощь и помощь международного сообщества в экономическом содействии процветающему палестинскому проекту.
И все же я понимал, что мы еще далеки от официального обнародования. Предстояла очень важная работа. Во-первых, мне нужно было отправиться в Соединенные Штаты, чтобы лично проинформировать госсекретаря Уоррена Кристофера
[192] о нашем прорыве и убедиться в поддержке американцев. Были среди нас и те, кто боялся, что американцев разозлит тот факт, что их не включили в процесс переговоров (хотя они и знали о них) или что наша работа во многом обесценила их собственные усилия. Я же сомневался, что без поддержки США мы сможем довести процесс до конца, как и начать следующий раунд переговоров, которых требовала Декларация принципов.
Я вылетел в Соединенные Штаты 28 августа. Кристофер отдыхал в Калифорнии, поэтому мы договорились встретиться на авиабазе ВМС США Пойнт-Мугу, недалеко от тихоокеанского побережья. Прибыл и Деннис Росс
[193], глава миротворческой группы США. Я приветствовал их обоих с волнением в сердце и попытался найти слова, чтобы выразить свою надежду. Когда я сказал, что мы подписали Декларацию принципов, они были ошеломлены, оба жаждали увидеть ее. Я терпеливо ждал, пока они прочтут документ: их недоверие исчезало на глазах.
– Деннис, что ты думаешь? – спросил Кристофер, прежде чем высказаться самому.
– Думаю, это историческое достижение, – с энтузиазмом ответил Росс.
– Совершенно верно! – согласился Кристофер, широко улыбнувшись.
Я хотел, чтобы Соединенные Штаты приняли Декларацию принципов как свою собственную инициативу, и попросил провести церемонию подписания в Белом доме. Кроме того, у меня был еще один документ.
– Это еще не всё, – сказал я. – Мы параллельно работали над вопросом взаимного признания, и я верю, что скоро мы придем к соглашению.
С самого начала переговоров я считал, что взаимное признание имеет огромное значение, что нам нужно прийти к тому, чтобы каждая сторона подтвердила легитимность другой. Я прекрасно понимал проблемы, которые придется преодолевать. ООП необходимо не только трансформироваться, но и отказаться от своих базовых принципов и отречься от терроризма, который был ее основным оружием. Со своей стороны мы должны были проявить уважение к ООП и палестинцам, чего ранее не делали. Требования взаимного признания наносили удар по самой идеологии, лежавшей в основе нашего конфликта, и отличались от требований, изложенных в Декларации принципов. Она определяла цели и сроки будущих переговоров, но не включала требования взаимного признания, кроме самых общих формулировок, в принципе не подлежавших обсуждению.
К тому времени, когда я показал наш перечень пунктов Кристоферу и Россу, мы уже приблизились к соглашению о взаимном признании. Американцы были ошеломлены тем, как далеко мы продвинулись.
– Вы проделали огромную работу, – сказал Кристофер. – Я весьма положительно оцениваю эти события.
Они с Россом согласились, что мы должны идти дальше и провести неделю интенсивных переговоров. И допустили, что, если Израиль сможет признать ООП, Соединенные Штаты, вероятно, сделают то же самое.
В течение этих нескольких сентябрьских дней мы твердо придерживались нашего списка требований. В обмен на признание ООП законным представителем палестинского народа Арафат должен будет безоговорочно признать право Израиля на существование, полностью отказаться от террора, призвать к немедленному прекращению интифады и твердо придерживаться принципов мирного урегулирования будущих конфликтов, не прибегая к насилию.
К полудню 7 сентября 1993 г. Арафат был готов принять наши требования. Были составлены два письма: одно для Арафата, в котором признавалось право Израиля на существование, другое для Рабина, где ООП признавалось законным представителем палестинского народа. Мы с Рабином получили их по факсу в Иерусалиме, а Арафат – в Тунисе. Рабин заручился поддержкой кабинета, а Арафат получил одобрение исполнительного комитета ООП. Рано утром 10 сентября норвежский министр иностранных дел принес письма в канцелярию израильского премьер-министра, заполненную журналистами и камерами. Хольст сел по одну сторону от Рабина, я – по другую; весь мир вместе с нами смотрел, как премьер ставит подпись под этим простым письмом. ООП признала наше право на существование, и Израиль в ответ сделал то же самое.
