— А, так вы и есть Лилу-лэн? — Таша чуть склонила голову набок. — Безмерно приятно.
— Мне тоже. — Лилу попробовала улыбнуться в ответ. — Норман-энтаро рассказывал вам обо мне?
— Упоминал, — улыбнувшись ещё шире, Таша собственнически сжала ладонь Леограна. — Как-то раз.
Щёки Лилу побледнели почти до синевы.
— Но я не ревную, о нет, не подумайте. — Таша милостиво склонила голову. — Я очень надеюсь, что мы станем хорошими подругами. Вы просто очаровательны, правда-правда!
— Благодарю…
— Думаю, вы прекрасно будете смотреться в роли второй подруги невесты. Простите, что не первой. Эта честь принадлежит Элль. — Таша обратила взгляд на Леограна, и глаза её светились самой искренней нежностью. — Ты ведь не будешь против, Лео?
Тот пылко прижал её ладонь к губам:
— Ты ведь знаешь, моё сердце, — откликнулся он, выдохнув ответ прямо в её пальцы, приправив голос мурлыкающей хрипотцой, в которой звучала тщательно сдерживаемая страсть. — Твоя воля для меня — закон.
Лилу странно, судорожно вздохнула. Опустила глаза. Отступила на шаг назад.
В этот миг она казалась совсем ребёнком.
— Лилу-лэн? — Элль без малейшего сочувствия вскинула бровь.
— Простите…
Голос Лилу сорвался на шёпот.
В следующий миг девушка опрометью побежала через толпу, и Таше почудилось, что она слышит всхлип.
— Как по нотам, — подвела черту Элль. — Браво, Таша. Если я не ошибаюсь, только что мы увидели белый флаг.
Та смотрела вслед сбежавшей девушке.
Странно задумчиво.
— Она совсем девочка, — отстранённо заметила Таша.
— Немногим младше вас, — отмахнулся Леогран; впрочем, в глазах его проскользнула странная, пристыженная неуверенность.
— Ах, как ты с ней говорила! — в улыбке Элль, тоже провожавшей взглядом Лилу, отчётливо сквозило торжество. — Если не знать правды, так за заботливую старшую сестру примешь, право же.
Таша не ответила, всё ещё глядя туда, куда только что убежала девочка в лазоревом платье. Девочка, как-то сонно думала она; девочка, которая с плачем бежала — от меня.
Старшая сестра…
…сестра…
— Таша?
Хрусталь бокала лопнул в сжатом кулаке.
— Таша!
Таша разжала пальцы, позволив алым осколкам зазвенеть по полу.
Удивлённо, почти не чувствуя боли, взглянула на окровавленную ладонь.
Только что она была невестой герцога. Только что она была самой прекрасной девушкой на балу. Только что она была принцессой: элегантной, блестящей, беззаботной.
А теперь…
— Таша, да что с тобой?!
— Руку нужно перевязать!
…а теперь она очнулась.
Как она может быть здесь? Как может быть на балу в нарядном платье, как может танцевать, смеяться и пить, когда где-то ждёт Лив?..
Когда мама…
Таша развернулась — и, почти задыхаясь, бросилась бежать.
— Таша!..
Ноги путались в складках вдруг ставшей слишком длинной юбки, туфли поскальзывались каблуками на мраморе. Бежать, вот что важнее всего: прочь от музыки и толпы, прочь от душной волны, подкатившей к горлу. Бежать, бежать… пусть скорее кончится этот вечер, пусть скорее всё кончится — и они немедленно отправятся дальше, сразу, в ту же минуту…
Она замерла, только почувствовав, что грудь разрывается болью. Прислонившись спиной к стене, согнулась, пытаясь отдышаться; вокруг была лунная темнота пустого коридора и тишина, размывавшая отзвуки далёкой музыки. Кое-как восстановив дыхание, она выпрямилась, лизнула окровавленную ладонь и поморщилась — где-то в ране застрял хрустальный осколок.
Впрочем, боль образумливала. Она заглушала странные, нехорошие шепотки, шелестевшие в её сознании: не отпускавшие её весь бал, убаюкивавшие память о том, что было действительно важно.
Что это было? Кем она была?..
Таша вдруг поняла, что в тишине звучат не только бальные отзвуки — и посмотрела на узкую винтовую лесенку прямо перед собой.
Где-то там, наверху, пела одинокая скрипка.
Таша шагнула на первую ступеньку. Факел на стене рядом с ней вспыхнул сам собой. Плач скрипки мягкими волнами накатывал откуда-то сверху, выплескиваясь на лестницу; мелодия пела неторопливо и бесконечно печально, звала и манила, пронзая сердце чистыми звуками, откликаясь в нём сладкими щемящими нотками. Стащив с ног дурацкие туфли и бросив их в коридоре, Таша побежала вверх по лестнице, и факелы, вспыхивая при приближении, тут же гасли за спиной. Казалось, рядом вышагивает огненный призрак.
В какой-то миг один факел потух, новый почему-то не вспыхнул, и лестница обратилась в каменный колодец. Тёмный.
А Таша застыла, где стояла — цепенея в ледяной волне старого страха, нахлынувшего вместе с воспоминаниями, ставшего частью её самой.
…время, размывшееся в жидком льду. Немеющее тело, боль в усталых руках. Меркнущий кружок над головой.
А потом день закончился, и свет исчез.
Таше казалось, что колодец стал глубже, а стены сблизились, чтобы в какой-то миг сомкнуться окончательно, навсегда похоронив её в темноте. Она даже упёрлась руками в камень, чтобы не дать ему сдвинуться… но в какой-то момент в голове её зазвучали странные шепотки.
…зачем ты борешься? Всё тщетно, ты ведь сама знаешь это; конец всё равно настанет, прими его, как облегчение…
…всё закончится, и станет легче…
Она почти сдалась.
Однако конец настать не успел.
Её нашли мама и колдунья из Нордвуда. Мариэль уезжала, чтобы привезти чародейку в Пвилл — нужно было наложить на яблони ежегодные заклятия плодородия. Однако, как выяснилось, та годилась не только на заговаривание цветочков. Колдунья без лишнего шума вытащила Ташу из колодца и облекла иллюзией одежды, а дома приготовила ей целебный отвар и сплела защитную паутинку, чтобы не было осложнений. Найти же её помог Пушок: узнав о пропаже, мама пообщалась с наблюдательным котом, и тот любезно показал, как Альмон волочет белую кошечку к заброшенной избе.
О том, что Таша пропала, мама сделала вывод сама. Альмона почему-то не обеспокоило, что дочь не возвращается, пропустив ужин и вечерний чай. Загуляла. Бывает.
Потом Таша спросила у мамы, почему колдунья им помогла, да к тому же не привлекая всеобщего внимания.
«Она знает, почему мы не должны его привлекать», — сказала Мариэль.
«Знает? — трясясь в ознобе, Таша плотнее закуталась в одеяло. — Но почему ты ей рассказала?..»
«Потому что ведьмы тоже отличаются от всех», — последовал ответ.
