Что же до условий содержания, то здесь Ане было на что пожаловаться. Привыкшая к комфорту и служанкам, Аня чуть не разрыдалась, когда увидела затёртый, грязный барак, двухъярусные железные кровати и набитые соломой, далёкие от чистоты матрацы. Но это было ещё половиной беды, потому что вскоре выяснилось, что ей придётся самой стирать и мыться под холодной водой в общем душе, где мылись и другие женщины из их группы. Для Ани это было унизительно. Ей было неприятно чувствовать на своём теле завистливые взгляды грубых деревенских девок и сбитых, наглых женщин под сорок. И это не говоря уже об их язвительных шутках и подколках. Их отношение к ней вызывало у Ани бурю негодования, но она боялась огрызаться и вступать с ними в конфликт, понимая, что среди них она – белая ворона, и воевать может только одна против всех.
Не один раз по ночам она беззвучно рыдала в подушку, выпуская накопленный стресс, не один раз думала о том, зачем ей всё это и стоит ли оно её длинных, роскошных волос, которые пришлось коротко постричь, стоит ли оно ссадин и гематом, полученных на полосе препятствий, и тех страданий, что она испытывала в целом. Но когда она вспоминала Третьякова, то сразу понимала – стоит, ещё как стоит. Да и успехи в обучении помогали ей немного отвлечься от ужасов жилищных условий и кормежки, которая тоже была так же далека от привычного ей меню, как Земля от Солнца.
Как они могут так питаться? Как могут так жить? О чём мечтают? Чего ждут от завтрашнего дня? Все эти вопросы Аня раз за разом задавала себе, глядя на девушек и женщин, которые каждое утро поднимались и со спокойными выражениями лиц шли на завтрак, весело переговариваясь, словно там их ожидала вполне нормальная еда, а не каша, больше похожая на сопли, заправленные невесть чем. Их мотивация и мечты были так же непонятны ей, как муравью – устройство мира.
Из скудного меню Аня более менее могла есть только плохонький хлеб, картошку, курятину и овощные салаты, которые, слава богу, делали из вполне приличных продуктов. Конечно, они были не чета тем салатам, что готовили для неё у отца, но хотя бы выглядели не мерзко и на вкус были вполне. В итоге Аня потеряла немного веса, но пока что считала, что это ей даже на пользу.
Было и ещё одно обстоятельство, которое вызывало у Ани тревогу. Впервые за много лет она попала в общество мужчин, которые не имели ни малейшего понятия кто такой её отец и ни грамма его не боялись. Эти мужчины не стыдились похотливо пялиться на неё, многозначительно улыбаться и делать недвусмысленные предложения. Аня боялась их, боялась, что кто-то может попытаться напасть на неё, и чем больше она думала об этом, тем страшнее ей становилось. В памяти немедленно всплывал её кошмарный опыт: мерзкие, парализующие тело и волю прикосновения насильника, и её собственное бессилие.
К счастью, был один сдерживающий фактор, который немного охлаждал пыл приставал: в самый первый день занятий инструктор обратил внимание всех на Аню и сообщил, что она под личной опекой подполковника Родионова, и любой, кто тронет её, будет иметь крупные неприятности. Аня помнила, как тогда раздались смешки и пошлые шутки, но инструктор быстро их пресёк, и больше подобное не повторялось, но только на курсах. Вне стен учебных классов Аня раз за разом становилась объектом излишнего мужского внимания и словесных оскорблений, каждый раз чувствуя, как мурашки целыми толпами бегают по её коже. Но, к счастью, рук никто не распускал.
В этой чрезвычайно стрессовой для девушки обстановке единственной радостью для Ани, светом в конце тоннеля, стало истечение трёх недель, которые длился базовый курс подготовки. Аня терпела и ждала окончания курса, как манны небесной, и вот, наконец, этот долгожданный день настал.
Всё утро она провела в волнительном ожидании и когда увидела подполковника Родионова, то чуть не бросилась ему на шею от радости. Он вошёл в пустой барак, где не было никого, кроме Ани, и взглянул на девушку. Видимо, он как-то догадался о её состоянии, а может, предугадал его, потому что смотрел на неё ехидно посмеиваясь, а заговорил с лёгкой издёвкой:
– Что? Рада меня видеть, да? К папе ещё не хочется?
Разумеется, она хорошо помнила, что за человек Родионов и как он к ней относится, поэтому радостное выражение лица Ани быстро сменилось на агрессивное, а из глаз полетели искры.
– Я стала лучшей в своей группе, – с вызовом заявила она. – Что теперь?
В ответ на это заявление Макс рассмеялся, но смеялся недолго, а затем покачал головой и посмотрел на Аню ласково, но со снисхождением, как на малолетнего несмышлёныша.
– Романов, кажется, упоминал какую-то бредовую идею… – Макс сделал вид, будто пытается что-то вспомнить. – Что-то вроде того, что ты хочешь в его отряд. Это не выдумка?
– Не выдумка. Я готова.
Родионов приложил ладонь ко лбу и потёр его, сжав зубы и растянув рот в неприятной гримасе.
– Готова, говоришь? – он хохотнул и посмотрел на неё презрительным взглядом. – Сказал бы я, на что ты годишься, но Андрей обидится, когда узнает, а мне не хочется оскорблять парня. В отличие от тебя – он не заслужил.
Его слова больно укололи Аню, и она с трудом сдержалась, чтобы не принять вызов.
– Что… дальше? – пересилив себя, снова спросила она.
– Дальше… Хех… Дальше ещё хотя бы полтора месяца подготовки, во много раз более жёсткой и интенсивной, чем детсад, который ты только что закончила. Там ты будешь недосыпать и недоедать, будешь терять сознание от нагрузок и ещё больше страдать. Но если ты действительно хочешь попытаться стать бойцом, достойным отряда Андрея, то тебе придётся пройти через это. Ну что, ты все ещё готова?
Аня ощутила отчаяние. Она была уверена, что всё закончилось, что ужасная кормёжка и вшивые бараки уже в прошлом, что она, наконец, приблизилась к Руми и Кате, но этот грубый солдафон только что заявил ей, что последние три недели были ерундой? Он что, издевается?
– Вы сейчас издеваетесь, да?! – не выдержала она. – Чему ещё меня учить? Я умею стрелять, у меня отличная физическая форма, я знаю, как действовать в бою – какое ещё может быть обучение? На танке ездить?!
Под конец её голос сорвался на крик. Родионов дослушал её, хотя хотел перебить ещё в самом начале. И прибить.
– Захлопни варежку! – рявкнул Макс, а его лицо приобрело обозлённые черты.
Напуганная таким резким изменением в подполковнике, Аня замерла.
– Ты что себе решила, писёха малолетняя?! Что ты тут у папочки?! Что имеешь право что-то вякать?!
Аня застыла в страхе, но решимость добиться своего не позволила страху проявиться на её лице. Человек, стоявший перед ней, как оказалось, мог быть действительно страшен. Нет, не так, как Третьяков – тот пугал своей скрытой жестокостью, непредсказуемостью, а этот – холодной яростью и силой. Но Аня должна была это преодолеть, даже несмотря на дрожащие коленки.
– Вали к папе, – агрессивно продолжал Макс. – Мы поможем тебе добраться. Вали туда, где твоя жизнь, где то, к чему ты привыкла. Не мучай парня и не заставляй меня тратить на тебя время, кукла.
