Камень уменьшился еще на один маленький кусочек, с кулак величиной. Ненавижу его! Мартышкин труд – это про меня и этот камень.
* * *
Ночью Бабка всегда уходит. Я уговаривала ее провести со мной хоть Новый год – но куда там! Она даже принесла мне карликовую бутылочку шампанского – из тех, что покупают в поездках в качестве сувениров. И ушла.
Я лежала с этой бутылочкой и думала, что даже не узнаю, когда пробьют часы, чтобы загадать желание. Салюты уже громыхали где-то далеко, но это ничего не значит: наши как начнут с восьми, так и зарядят на всю ночь, поди узнай, который час.
Эсмеральда и Дамба вдвоем вытаскивали газету из-под моего седалища. Они здорово растолстели за последнее время, и я догадываюсь, что газета им нужна для гнезд. После смерти Маленькой, Большой так и не появлялся. Буду воспитывать третью смену. Салютов крысы вообще не боялись – должно быть, бабахали слишком далеко. Я откупорила шампанское, карликовая пробочка отлетела с тихим «шлеп».
«Хочу домой».
«Где встретишь Новый год, там и проведешь», – шепнул внутренний голос.
Теплое шампанское мерзко пенилось во рту, я зажмурилась, а когда открыла глаза – за окном кто-то стоял.
* * *
Я даже вздрогнула – но нет, это не ПМ. Потом вспомнила, что надо завопить, а то этот случайный прохожий уйдет и я опять буду куковать здесь, когда могла бы спастись. Я открыла было рот, а он выдал:
– Ты здесь? – Молодой.
Я думала, что забыла его голос, ан нет.
– Нет, – говорю. – Ушла на базу.
– Не хами.
– А то что? Не позовешь на помощь, как обычно?
Он помолчал, закурил и шумно пыхнул дымом в выбитое окно.
– Эй, у меня тут беременные!
– Кто?
– Крысы.
– Дура. Кого я позову, когда меня самого ищут.
– Все еще?
– Ага. Ты-то знаешь, что это не мы убиваем, видела небось. А этим не объяснишь… В городе уже куча народу пропала, а валят то на нас, то на маньяка, которого никто не видел, то нас считают маньяками.
– А башка? Помнишь, вы приходили и говорили: «Куда башку спрятал?»
– Баранью. Барана мы в деревне увели.
– У которого есть семья?
– Ну это же шутка… А те школьники из новостей…
– Какие?
– Ах да, ты ж новости не смотришь. В общем, еще в конце лета пропала компания школьников. И после куча народу…
– Знаю.
– Откуда?
Я промолчала, чтобы не отвечать на глупый вопрос, и подумала, что Бабка дает мне явно не те газеты.
– Ты… это… Может, притащишь милицию сюда, пока у тебя еще есть живой свидетель? Может, тебе еще и грамоту дадут за спасение одной из пропавших школьниц.
– Дура.
Вот и поговорили.
Он пыхнул дымом в окно. Бросил окурок под ноги и присел на оконный проем.
– Тебе не скучно здесь?
– Не жалуюсь.
– С крысами лучше?
– У меня нет выбора.
– А я?
Я хрюкнула. Думала, он добавит: «Я же лучше крысы».
– Не смейся. Думаешь, мне не совестно?
– Думаю, нет.
– Да я…
Где-то бахнул салют, и небо за спиной Молодого на секунду осветилось, а вместе с ним и окно. В разбитом оконном проеме глянцево блестела ПМ.
* * *
Я еще не верила своим глазам – мне так хотелось думать, что я ее убила.
– Замри!
Молодой оглянулся, схватившись за раму, тут же отдернул руку и взвыл:
– Стекло же!
Может, это и правда было битое стекло, мне было не видно. Этот идиот рассматривал свою руку, не видя, как тварь бесшумно лезет в мое окно. Я схватилась за газету и стала нашаривать зажигалку в бардаке вокруг. Шумно хлюпнуло. Это пятно провалилось в комнату. Оно было неожиданно маленьким. Малюсеньким, с тарелку. Выходит, тварь не только не умерла, а еще и размножается?! И этот ошметок погреться зашел и крысами закусить?
Молодой налюбовался на свою руку и наконец увидел:
– Эй!
Я чиркала пустой зажигалкой: нет-нет, давай ты сейчас все-таки загоришься, без глупостей… Пятно занырнуло под мои доски и шумно шмякнулось на одеяло.
Крысы драпанули в разные стороны. Я отбросила зажигалку, попыталась схватить эту тварь рукой… Ну да, глупо. С перепугу мы все делаем глупости. Боль резанула всю ладонь сразу, как будто теркой прошлись, я отдернула руку.
– Эй, ты жива?!
Иди ты!.. Спрятав руку под одеяло как в прихватку, я пыталась схватить пятно. Оно выскальзывало.
– Жива?! Ответь!
– Огня дай!
Тоже глупо. Если я подожгу пятно – загорится мое засаленное одеяло, и тогда… Мазутный слизняк, ПМ, уже просочился под спальник и вцепился мне в живот. Я взвыла. Боль была не очень сильная, но странная, будто парализующая, мне казалось, что меня со всех сторон держат за руки и ноги.
…Арматура. Схватила арматуру, долбанула саму себя, потом аккуратно попыталась поддеть… Я действовала до обидного медленно, как будто в замедленной съемке. На одно мое движение приходилось десять мелких движений чертова слизняка…
Крысы оглушительно пищали по углам. Этот наверху орал. Я все поддевала тварь арматурой, но она соскальзывала в последний момент. Голова кружилась, и пальцы перестали слушаться. Я почувствовала, что теряю сознание, сделала резкое движение рукой, поддела, швырнула… Послышался «шмяк», завопил Молодой, зазвенели стекла. И я отключилась.
* * *
Очнулась я от нашатыря. Забытый и в то же время знакомый запах, резкий, кто хочешь вскочит на ноги. В проеме досок надо мной торчала рука с ваткой.
– Проснись, красавица.
Бабка! Вернулась!
– Спасибо… Вы чего здесь? И где это?
– Могу уйти. Твой дружок удрал, только пятки засверкали.
Не так уж часто она отвечает внятно на мои вопросы.
– Не… Он не мой дружок. Я про это… Про пятно – где оно?
– Нам ли с тобой волноваться о пятнах, – неоригинально ответила Бабка. – Да замерзнет, как мамка, не переживай.
– Что?!
Вместо ответа Бабка кряхтя уселась на доски, почти мне на голову. Цветастые юбки, стиранные при царе Горохе, забили мне всю вентиляцию, но Бабке было плевать. Кажется, она смотрела в окно. И точно, что вздыхала.
– Вы правда ничего о нем не знаете или придуриваетесь как обычно?
– Ну почему? Знаю. – Она заерзала у меня на голове, осыпая макушку мелким мусором. – Родился, учился, не выучился, служил, работал, потерял работу, оказался в тюрьме, сбежал…
