– Мое дело прикрывать тебе спину, – флегматично сообщил мне Назир. – Твои решения я оспаривать не в праве.
Напоследок я глянул доставшиеся мне за выполнение цепочки награды. Обломок посоха оказался корявой деревяшкой, которую можно было использовать ремесленнику, а аметист небольшим камушком, добавляющим при инкрустации в посох мага изрядно маны. То есть – бесполезные для меня вещи, которые, впрочем, можно продать или отдать кому-то из сокланов. Той же Сайрин, например.
А вот умения достались мне не самые плохие.
Вы изучили пассивное умение «Ночная птица» первого уровня.
Способность видеть в темноте увеличена на 3 %.
Очень неплохо, такое умение нужно всегда. И качать хорошо, знай, глазей в ночную тьму.
Вы изучили пассивное умение «Незримый бой» первого уровня.
Ваша способность распознать ложь в словах собеседника увеличена на 3 %.
И снова удачно. Я вообще люблю пассивные умения. В отличие от активных, их можно было получать в неограниченном количестве, и срабатывали они сами, без посторонней помощи. Хотя в самом названии «пассивные» было что-то неприятное. Не могу сформулировать, что именно.
На часах, когда я вылез из капсулы, было почти два ночи. А подъем – в семь. Опять не высплюсь – и это печально. Когда тебе двадцать лет, тогда ты можешь вовсе не спать, резервы организма кажутся бесконечными и время на сон попросту жалко тратить. Зато после того, как за тридцатник перевалит – уже все, без шести-семи часов здорового сна обходиться уже трудно, по крайней мере – с завидной периодичностью. При условии, разумеется, что речь не идет о профессиональной деятельности, вроде той, которая была у меня до того, как я ввязался в эту свистопляску. Нет, есть люди, которые до пятидесяти думают, что им двадцать, и бодро ведут ночной разгульный образ жизни, но они, скорее, исключение из правил. Причем, по моему глубокому убеждению, в данных случаях имеет смысл подключать к делу психологов и иных медицинских работников. А то и работников Госнаркоконтроля.
Само собой, в машине, которая утром везла нас в редакцию, я обзевался.
– Ки-и-иф! – Вика подавила зевок, прикрыв ладошкой рот. – Прекра-а-а-а-ати!
– Не могу, – проворчал я. – Спать хочу.
– Ну и оставался бы дома, – Вика стукнула меня в плечо. – Можно подумать, без тебя в редакции обойтись невозможно. Номер в печать мы сегодня не сдаем, так что спал бы себе спокойно.
– Да надо стратегию определить, – снова зевнул я. – Помнишь, мы про новую акцию говорили? Ну, каждый должен был придумать нечто такое, что оживит игровое сообщество, относительно нашего издания?
– Помню, – Вика склонила голову к плечу. – Но отчего-то мне показалось, что ты эту идею в сторону отставил. Вроде как прием идей должен был состояться еще на той неделе, но не воспоследовало.
– Днем раньше, днем позже, – философски изрек я. – Тема, конечно, важная, но не слишком горящая.
– Это ты сейчас уже себя выгораживаешь, – справедливо заявила Вика. – И маскируешь свою забывчивость и непунктуальность. Ага, отвел глаза! Угадала.
– Не критикуй меня, – притворно-недобро посоветовал ей я. – Я ведь злопамятный.
– Есть такое, – согласилась со мной Вика. – Так по тебе и не скажешь, но да – злопамятный. Хотя и отходчивый.
– На самом деле я и добро, и зло помню одинаково, – уже всерьез сказал ей я. – И платить за то и другое стараюсь своевременно и сполна.
– И вдумчивая музыка сейчас вот так должна заиграть: «ты-ды-дым-пум», – засмеялась Вика. – А камера сначала непременно тебя возьмет крупным планом, а потом меня. И я еще вот эдак понимающе кивну, и глаза у меня будут грустные-грустные. Никифоров, ты говоришь, как герой сериала, одного из тех бесконечных, что по «России» идут.
– Можно подумать, мы с тобой – не они, – ухмыльнулся я. – В смысле – не герои сериала. Сама посуди – нас кидает из огня в полымя, а мы все еще живы. Если бы это был не бесконечный сериал, то тебя бы давно уже изнасиловали, а меня пристрелили.
– Сплюнь, – посоветовал с переднего сидения Ватутин. – Накаркаешь.
– В самом деле, – Вика заерзала. – Глупость сказал – и улыбается. Не хочу я, чтобы меня насиловали. Нет, если это будешь ты, если ролевая игра – то еще ладно. Но чтобы какие-то посторонние хмыри…
– Не знаю даже, кто из вас двоих… э-э-э-э… экстравагантней в высказываниях, – неожиданно вольготно снова подал голос Ватутин, до этого он себе подобного не позволял. – И это меня очень пугает. Таких как вы невероятно трудно охранять, вы мыслите нешаблонно и поступаете нелогично.
– Вот неправда, – судя по тону, Вику эти слова задели. – Все у нас шаблонно, просто вы с обычными людьми редко общаетесь.
– Что ты вкладываешь в слово «обычными»? – заинтересовался я.
– Ну-у-у, – Вика отвела глаза. – Я имею в виду – такими, которые на метро ездят и полуфабрикаты едят. С такими, какими мы еще недавно были.
– Не припоминаю, чтобы мы выходили из рядов обычных людей, – не удержался от насмешки я. – По крайней мере, мой личный статус не изменился.
Вика хотела что-то сказать, но не успела – машина остановилась у здания, в котором находилась наша редакция.
– Вот так так, – голос Ватутина ощутимо заледенел, из него ушли живые нотки, звучавшие еще секунду назад. – А что тут делают эти двое? Откуда они взялись?
– А я что говорила? – немного нервно произнесла Вика. – Сериал. И сейчас начнется новая сюжетная линия.
– В которой мы все умрем, – подытожил я, привстав, чтобы посмотреть через лобовое стекло на тех, о ком говорил Ватутин.
Речь, несомненно, шла о двух молодых людях с кожаными папочками под мышками, отиравшихся близ главного входа в здание. Тут всегда был редкостный ветродуй, плюс нынче было просто морозно, потому они в своих дорогих и стильных, но коротеньких пальто и с непокрытыми головами чувствовали себя крайне неуютно. Хотя это я мягко выразился – они попросту задубели. В каком-то смысле я им даже посочувствовал – мне очень хорошо помнилась одна недавняя ночь, когда я сам промерз до костей. С другой стороны – это не Канны, это Москва, и одеваться в наших широтах надо соответственно. Пуховик, шапка, исподнее – иначе никак, иначе вас навестят дружные братья – цистит и простатит.
Я, если честно, иногда и сам офигеваю от безрассудности иных представителей молодежи, особенно тех, кто женского пола. Нет-нет, все тот же цистит – дело добровольное, и тут каждый для себя сам выбирает – здоровье или мода. Но все-таки – когда на улице минус тридцать, то рассекать по ней без шапки, в короткой куртке, под которой то и дело мелькает запирсингованное загорелое пузико, и в джинсиках, настолько туго натянутых на заду, что присутствие там чего-то, кроме стрингов, исключено – это верх неблагоразумия. Прогулка по зимней Москве в таком виде обычно длится час-полтора, лечение же потом от кучи женских хворей и бесплодия – десятилетия. Я всегда говорил, что женщины – они во многих вопросах куда разумнее мужчин, но иногда эта моя убежденность немного пробуксовывает, особенно после того, как увидишь вот такую красотку.
