— Не стоит тебе с ней общаться. Оливия попросту опасна для тебя, — подхватила Элен меня под локоток, стараясь увести как можно быстрее.
Я поддалась ее порыву, но все равно оставалась настороже. Весь дворец в эту неделю делал все, что угодно, только бы мы с Оливией не пересекались. Понимала, что это не продлится долго. Элен перестанет сопровождать меня повсюду уже завтра, когда заступят на свои посты фрейлины, а значит, я смогу увидеться с номинальной императрицей. Несмотря на предательство, я не боялась ее. Просто устала бояться. Впрочем, как и Дамиана. Осторожность, конечно, не повредит, но трястись от каждого шороха мне уже надоело.
Дурой я не была. За эту неделю поняла несколько вещей, которые мне предстояло еще решить. Первое — сколько бы я ни копалась в основной библиотеке, информацию о живых артефактах я в ней не найду. Другое дело, что Дамиан уже имел опыт общения с такой редкостью, как я, а значит, у него должны быть так необходимые мне книги. И я даже предполагала, где они могут храниться — в том самом личном кабинете, в который можно войти через его спальню. Как это сделать? Надеялась, что мне хватит находчивости.
Второе — из меня во что бы то ни стало хотят сделать императрицу, и мое решение ни на что не повлияет. Меня обучают внешней и внутренней политике, этикету, истории, математике и географии. Мне было интересно проводить время с министрами и учителями, но подоплека явственно читалась между строк. А если учитывать, что Дамиан стал приглашать меня на советы в качестве слушателя, то все их намерения становились более чем прозрачными. Оливию устранят — это я понимала отчетливо, но могла ли это допустить?
Мне было выгодно ее правление. Более того, я жаждала, чтобы она поскорее совершила переворот, потому что бежать я собиралась именно в тот момент, когда во дворце будет суматоха. Иначе придется прорываться боем, а лишать кого-то жизни я просто не имела права.
Четвертое, но не менее важное — это мои резкие провалы в памяти. Ужин с императором, темнота, утро — эта последовательность повторялась ежедневно и пугала меня не меньше, чем сам Дамиан. В течение дня он старался показываться мне на глаза как можно чаще. Всегда вел себя более чем учтиво, делал комплименты, старался разговорить и дарил подарки.
Со стороны каждый мог бы увидеть в его действиях ухаживания, но я прекрасно понимала, что люди так быстро не меняются. В особенности если в глазах то и дело проскальзывают эмоции, которые лично я видеть в них по отношению к себе не хотела бы. Однако в его спокойствии после той яркой несдержанности явно скрывалось что-то, чего я пока не понимала. Собиралась выяснить сегодня же, потому что подозрения имелись. И, если они оправдаются, я буду вынуждена идти на крайние меры.
— На сегодня, пожалуй, закончим. Ваша Светлость, вам понятно, почему гвардия ослушалась своего командира? — вопросил у меня лорд Артан.
— Да, — отозвалась я, устало потирая веки. — Его приказ противоречил уставу и был направлен во вред королю. Я только одного не могу понять. Неужели причиной восстания могла послужить женщина? Пусть даже аристократка, но ведь взгляды в Шагдарахе, насколько мне известно, никогда не менялись, и женщина всегда была чьей-то собственностью хоть и с правом голоса.
— Не каждая женщина может быть собственностью, Ваша Светлость. Вам ли не знать? Есть случаи, когда женщину считают равной, реже возносят выше мужчины. Вы тому яркий пример.
Я не была равной Дамиану, как не была и выше него, но министр не зря говорил об этом. Вся империя знала, что муж боготворит меня, позволяя делать мне все, что вздумается. Более того, ходили слухи, что я невероятно умна, сильна характером, честолюбива и сострадательна. Естественно, эти сказки распространяли специально, чтобы в нужный момент народ принял меня как свою правительницу. Да только в мои планы это нисколько не вписывалось.
Стук в дверь раздался как раз в тот момент, когда я закончила приводить себя в порядок. Я ждала Дамиана. Знала, что он придет, как приходил каждый день, и была готова к этому бою.
— Вы восхитительны в этом платье, — произнес он, оценив мой строгий серый наряд.
Я надела его специально, потому что ткань платья была плотной. Такая скрывала некоторые проблемы, которые возникали у дам ежемесячно, как только они входили в период взросления. Собиралась сыграть на этом недуге, потому что любые другие болезни мог вылечить лекарь, а значит, имитировать их было бесполезно.
— Благодарю, — ответила сдержанно.
Дамиан каждый день пытался меня удивить, выбирая все новые и новые места для ужина. Сегодня он привел меня на крышу, где имелся небольшой участок, обнесенный балюстрадой. Стол был накрыт прямо посередине, но, закончив с приготовлениями, слуги покинули крышу, оставляя нас наедине.
Постепенно я совладала с собственным телом. Теперь не вздрагивала каждый раз, когда мужчина меня касался, но презрение никуда не делось. Мне было мерзко, противно находиться рядом с ним. Никогда не забуду, никогда не прощу.
— Вина? — вопросил он у меня. Впрочем, сделал это как дать вежливости, потому что ответа не ждал и уже наполнял бокалы.
— Увы, но боюсь, что я не смогу сегодня составить вам компанию, — проговорила, пытаясь поддерживать прежнюю холодность и отстраненность.
Было бы глупо сразу кидаться Дамиану в объятия после того, как я все прошедшее время сторонилась его. В мои планы входило постепенное оттаивание, хотя при мысли об этом у меня сводило скулы. Пальцы сами собой сжимались в кулаки настолько сильно, что белели костяшки. Я ненавидела Дамиана и, да простит меня Всевышний, желала его смерти. Для любого целителя чужая жизнь — это великий дар, но, когда встречаешься с мерзавцем, который выносит тебе приговор, потому что так захотел, понимаешь, насколько разнятся воспитание и устои в королевствах. В Реверонге никто никогда бы так не поступил.
— Почему? — нахмурился мужчина, а рука его, удерживающая бутылку, дрогнула. Пара красных капель упала на белоснежную скатерть, но я отслеживала каждое его движение, каждую его эмоцию.
— Жене не принято говорить о таком с мужем. Я плохо себя чувствую, и этого достаточно, — заметила я, припоминая этикет, который уже сидел у меня в печенках.
Было так сложно играть. До безумия сложно. Теперь я понимала, почему Оливия нередко теряла лицо. Слишком тонкая грань: шаг влево — могут заподозрить в неискренности, шаг вправо — и холодность воспримут за дерзость. Правда, преподавателей по этой науке навряд ли возможно отыскать, а потому все приходит только с опытом.
— Как ваш супруг, я имею право знать все о вашем здоровье. Давайте сейчас же вызовем целителя…
— Не стоит, — перебила я его, не притрагиваясь ни к еде, ни к вину. — Лекарь не поможет мне с этим недугом. Он пройдет сам через три-четыре дня, но сейчас я действительно плохо себя чувствую. Меня мутит, а потому я просто посижу с вами, пока вы поужинаете.
Естественно, он понял, о каком недуге идет речь. Очень надеялась, что не станет проверять, потому что иначе я попадусь на лжи, а значит, возникнут закономерные вопросы, после которых навряд ли Дамиан останется таким же учтивым и обходительным.
