– Совершенно неромантично, – укоряю его.
– Ты же помнишь, что я говорил. Предпочитаю полное подчинение, – улыбается он.
– Но ты не был садистом со мной, – возражаю я.
– Нет, я хуже, – его лицо приобретает холодное выражение и мне становится обидно.
А что я хотела услышать? Что он будет любить меня до гроба? Что с этого вечера забудет о своих пристрастиях? Глупо, но всё же обидно.
– Мне необходимо в ванную, – тихо произношу и отворачиваюсь от него.
– Я помогу тебе, – уже ближе говорит и берёт меня на руки.
– Ты же не романтик, – напоминаю ему.
– Ты не сможешь встать сейчас, будет больно. Я помогаю, это моя обязанность, – объясняет он, и я вздыхаю.
Мы входим в белое пространство, и я оглядываюсь. Душевая кабина из стекла, остальная сантехника, ещё одна белая дверь, но он проходит мимо неё и поднимается по ступеням. Только сейчас замечаю небольшое джакузи напротив панорамного окна на пьедестале, и что там набирается вода.
Мои чувства… их сейчас нет. Голова не желает анализировать, только грусть внутри и более ничего.
Ник осторожно опускает меня в воду, и я кривлюсь оттого, что между ног всё щиплет. Садится рядом, выключая кран, и подхватывает меня за талию, как куклу усаживает спиной к своей груди между его ног. Поясницей чувствую его член и судорожно вздыхаю, ёрзая по нему.
– Нет, на сегодня хватит, Мишель. Я порву тебя и тогда лишу и себя, и тебя наслаждения на неделю как минимум, – Ник с лёгкостью угадывает мои желания.
– Ты уже порвал меня, – замечаю иронично.
– И мне это понравилось, крошка, – интимно шепчет он мне на ухо.
– У тебя было много… девственниц? – Спрашивая, откидываюсь на его плечо и закрываю глаза от приятного тепла вокруг. Чувствую, как мышцы в воде расслабляются.
– Ни одной.
– Врёшь, – усмехаюсь я, и Ник поворачивает к себе моё лицо, распахиваю глаза и упираюсь в ожесточённые.
– Тебе не вру, Мишель. Ни одно слово, которое я тебе сказал за всё наше знакомство, не было ложью, – сурово говорит он.
– Тогда почему? – Удивляюсь я.
– Потому что хочу полной отдачи в сексе, а не испуганных девочек, – спокойно отвечает он.
– Понятно, – чувствую себя глупо, потому что нанёс мне оскорбление, ведь я такой и была. Отворачиваюсь, но он мокрой ладонью поворачивает меня за щёку к себе.
– Ты это сделала. Ты чувствовала меня, как и я тебя. Ты непохожа ни на одну, которая была у меня. Ты лучше, – заверяет меня и проводит большим пальцем по моим губам, сминая их, и следя за собственными действиями. Его взгляд задумчив, и я надеюсь, что он всё же пересилит свою фобию.
Ник поднимает на меня глаза, продолжая держать палец на моих губах. Замираю. Его зрачки расширены, и он улыбается мне, только мне.
– Ты моя, – шепчет, убирая руку от лица и проводя ею по груди. Соски под его требовательными пальцами твердеют, и он сжимает один, не отрывая от моих глаз свои.
– Скажи это, – требует, перекатывая между пальцами сосок.
– Твоя, – тихо произношу я.
– Отдохни, – говорит он и укладывает мою голову себе на плечо.
Ник тянется за губкой и выдавливает на неё гель для душа, сжимая в руках. Его медленные движения нежно проходят по моей шее, по рукам и опускаются ниже на живот. Я закрываю глаза и наслаждаюсь его прикосновениями. Отпускает губку, и теперь меня гладит его рука. Раздвигая мои ноги, кладёт их на свои, и его ладонь проходит по промежности. От боли и нежности я подаюсь немного вперёд, но другой рукой возвращает меня на место.
– Я тебя просто мою, крошка, – шепчет он и губами прикасается к чувствительному месту под ухом.
– Мне нравится, что ты такая горячая, – осторожно проникает в меня пальцем и тут же выходит, лаская половые губы.
– Ник, – вырывается хриплый вздох, и я выгибаю шею.
– Я боюсь, что ты уйдёшь, когда узнаешь меня ближе, – он, покрывая медленными поцелуями мою шею, ведёт руками по внутренней стороне бёдер.
– Я тоже боюсь, – отвечаю я.
– Чего, крошка? – Он гладит мои бёдра.
– Что ты исчезнешь, оставишь меня снова одну, – открываю глаза и поворачиваю к нему голову.
– Ты не одна, теперь мы вместе, – он целует меня в нос и прижимается ко мне лбом.
Моё сердце стучит быстро и правильно, от этого мои глаза наполняются слезами, ничего не могу поделать с этим. Наверно, я сентиментальная и глупая, но сейчас счастлива, как никогда, в жизни.
– Скажи, ты когда-нибудь сможешь… поцеловать меня? – Тихо спрашиваю и немного отклоняюсь.
Ник поднимет на меня глаза, и в их глубине я вижу ответ.
– Нет, – отвечаю я за него.
Он отворачивается и сжимает губы от правды, которую я произнесла.
– Ты не можешь никого поцеловать, только из-за тех случаев? – Сглотнув, я упёрто двигаюсь на неровную почву.
– Нет. Это всего лишь последствия, – говорит он, и его лицо приобретает жестокость и ненависть.
– Последствия чего, Ник? – Шепчу и поворачиваюсь в его руках, оказываясь сидящей боком к нему.
– Последствия моей жизни, – холодно произносит и бросает на меня предостерегающий взгляд.
– Ты расскажешь мне? – Я глажу его по волосам и прижимаюсь к его шее носом, оставляя поцелуй на коже.
– Мишель, – тихо вздыхает он и, обнимая меня, кладёт голову на мою макушку.
– Я здесь. С тобой, Ник. И хочу знать, что или кто привёл тебя в этот мир.
– Каждый поцелуй равен для меня удару и боли, которую я перенёс в детстве. Кожа на губах хоть и чувствительная, но быстро заживающая и прочная.
– Тебя били по ним?
– Да. За каждое слово и поцелуй матери, за каждое неправильное действие и мысль, за неверный ответ. Огонь может отбить охоту открывать их и разговаривать, а боль приносит только грязь, ломает тебя изнутри. Я не терплю, когда к ним прикасаются.
– Боже, – выдыхаю от ужаса, и по щеке скатывается слеза.
– Кто это делал? – Хлюпнув носом, спрашиваю я.
– Отец.
Это слово, единственное слово даётся ему с большим трудом, что я крепко хватаюсь за его шею и сдерживаю горячий поток слёз. Не могу представить, что так можно поступать с человеком, наслаждаясь его страданиями и последствиями.
– Сколько тебе было?
– Первый раз шесть, а потом уже не считал.
Ещё совершенно кроха, над которым проводили экзекуции. И ведь этот человек сейчас живёт и радуется, а Ник ему помогает во всём. Но никогда не забывает этого, родная кровь извратила душу малыша и превратила в садиста.
