Я достаточно пожил, чтобы знать, что жизнь становится неудобной, когда пытаешься протолкнуть ее через отверстие своих желаний. Я должен избавиться от этого. То ли потому, что у меня нет выбора, то ли просто потому, что я должен спасти себя.
Я сдаю сумку и сажусь в гейте, ожидая посадку на самолет. В этот момент, один в переполненном аэропорту, я снова вспоминаю, каким был раньше. Волшебство, которое я ощущал. Уверенность в том, что понял, как устроена жизнь. И все же я здесь, несчастный и не живущий тем, о чем писал. Я был зол на себя за то, что зашел так далеко.
XIII
Я чуть не опоздал на свой рейс. Оказывается, сменили гейт, а я пропустил объявление. К тому времени, когда я удивляюсь, почему никто не проходит на посадку, мне уже пора поторопиться. Я смотрю на монитор и быстро иду к новому гейту. Но не бегу. Часть меня чувствовала бы себя прекрасно, пропусти я посадку. А потом переложила бы ответственность на Вселенную.
Но этой части не повезло. Я добираюсь вовремя, поднимаюсь на борт и отключаюсь в кресле. Когда я просыпаюсь, крыло скользит по облакам, а земля далеко внизу сверкает от снега. Я снова отключаюсь на некоторое время и просыпаюсь от присутствия самого громкого ребенка в мире. Он смеется, плачет, кричит. Больше никакого сна.
Я думаю о ней. Знаю, что могу убежать и оказаться в объятиях другой. Или десятка других. Редко помогает. Именно это случилось с нами. Она развелась, а я был просто следующей остановкой.
«По статистике, – сказал Джеймс, когда мы с ним встретились, – у тебя почти не было шансов».
Я не дурак. Я знаю все это. Но когда это статистика направляла человеческое сердце?
Мы были близкими друзьями в течение двух лет, а затем жили вместе почти год. «Ты моя самая большая любовь, – говорила она мне. – Ты можешь доверять моей любви, я хочу, чтобы ты полностью расслабился в ней». Все это было верным, пока я не отправился в ту злосчастную поездку. По возвращении из которой из-под меня выдернули ковер. Позже она призналась, что, возможно, я просто был безопасной гаванью.
Глядя в бесконечный простор неба, я все еще поражаюсь тому, как быстро то, что когда-то казалось прочным, может разрушиться.
Ребенок все смеется и смеется. Я убегаю в туалет. Пока мою руки, я смотрю на себя в зеркало, глубоко в глаза. Следующее, что я помню, я шепчу: «Я люблю себя, я люблю себя, я люблю себя». Я повторяю это снова и снова, пока оно не овладевает моим разумом.
XIV
Когда я возвращаюсь на свое место, что-то внутри меня успокаивается. Я думаю о пистолете моего друга. Есть так много способов уйти со сцены. Мгновенно расстаться с жизнью. Капитан объявляет посадку. В этот момент я решаю, что буду повторять «я люблю себя» при каждом удобном случае.
Самолет снижается. Слишком поздно возвращаться в туалет. Поэтому, положа руку на сердце, я смотрю вниз на коричневые зимние холмы Северной Калифорнии и говорю себе: «Я люблю себя, я люблю себя, я люблю себя…»
XV
После приземления ловлю Uber. Странное ощущение, когда машина движется по Сан-Франциско. Когда-то это был дом, воспоминания. Сегодня это место, где я в гостях.
Я звоню, и она берет трубку. Говорю ей, что чувствую. Что люблю ее всей душой. Что хочу ее. Она плачет, говорит, что ей тяжело, и думает, что мне сейчас еще тяжелее. Я не реагирую на это. Мои страдания только сделают ей хуже. Я просто повторяю, кто она для меня, и что я хочу ее. Никаких просьб, только правда.
«Мне очень жаль, – говорит она, – но я должна это сделать».
Против этого нет никаких аргументов. И я никогда не буду убеждать ее остаться. Я хочу, чтобы она пришла ко мне по велению сердца. Она это знает.
«Я хочу, чтобы ты сам о себе заботился», – говорит она.
Когда разговор окончен, я тупо смотрю на залив, а затем Uber высаживает меня рядом с домом, где я буду жить. Квартира почти пуста, жильцы недавно съехали. Брошенные растения мертвы. Похожи на мое нынешнее состояние.
Если я пытаюсь понять причины, по которым она так поступила, то чувствую боль. Если думаю о том, где и с кем она окажется в будущем, то чувствую боль.
Если вспоминаю о том, где я был с ней в прошлом, – боль. Если представляю, что останусь без нее, то догадайтесь что, – будет еще больнее. Будущее равно боли. Прошлое равно боли. Поэтому я должен вернуться в настоящее и напитывать себя любовью. При каждом удобном случае.
Я стою у окна, смотрю на знаменитый ржавый мост, кладу руку на сердце и отчаянно пытаюсь любить себя так, как умею. Я повторяю про себя знакомые слова.
XVI
Я принимаю душ и отправляюсь на день рождения брата. Вот почему я в Сан-Франциско. Я собирался пропустить праздник, устав от предыдущей поездки. Но моя девушка переезжает и обретает свободу, поэтому я отправляюсь в путь – чтобы не сойти с ума, наблюдая, как она это делает.
Все уже здесь. Моя мать сияет от гордости, когда стоит рядом со мной и братом. Ее мальчики.
«Только посмотри на это, мама», – говорю я, обнимая ее одной рукой. Это один из самых красивых домов, в которых я когда-либо был. И я до сих пор помню себя ребенком, когда мы были на улице, и нам некуда было идти. «Все благодаря тебе, мама», – говорю я.
Прежде чем она успевает ответить, я целую ее в макушку и ухожу. Если мы проведем вместе больше времени, она почувствует мою боль и спросит о ее причине. Я не хочу взваливать это на нее. Иногда мне кажется, что мать чувствует боль своего ребенка острее, чем он сам.
Весь остаток вечера, когда кто-нибудь спрашивает, где моя девушка, я уклоняюсь от ответа. Некоторым в течение пары минут я объясняю, что произошло, но не позволяю разговору заходить дальше. Я тверд, моя маска на месте.
Но одного гостя я все-таки не могу обмануть. Анела Грегорек. Она и ее муж Ежи бежали из коммунистической Польши и прожили вместе более сорока лет. Оба – тренеры по тяжелой атлетике, олимпийской дисциплине. Оба пишут стихи, такие ясные и честные строки, которые вы получаете от тех, кто пережил угнетение и боролся за свою жизнь.
«Я вижу печаль в твоих глазах», – говорит Анела.
Я почти теряю контроль, но беру себя в руки. Это праздник, а не вечеринка жалости.
Я рассказываю ей, что произошло. Она мягко улыбается и кладет руку мне на сердце.
«Это твой дар, – говорит она. – Оставь его открытым».
Я изо всех сил стараюсь не раскваситься на глазах у всех.
«Это тяжело, – говорю я, – и очень больно».
Она притягивает меня к себе и долго обнимает. Когда я отступаю назад, ее глаза влажны.
«Ты пишешь?» – спрашивает она.
Я киваю.
«Хорошо. Преобрази это в текст. Это поможет другим».
XVII
Когда вечеринка заканчивается, я болтаю с Табризом, милым парнем, с которым мы уже встречались раньше. Он рассказывает, чему научился у других лидеров. Первый уровень: жизнь происходит со мной. Мы живем в мире, часто в роли жертвы. Второй уровень: жизнь происходит ради меня. Такой подход все переворачивает. Вы начинаете искать то хорошее, что дает вам мир, включая уроки. Третий уровень: жизнь происходит через меня. На этом уровне вы плывете в потоке жизни и даже не ищете хорошее, потому что испытываете его.
