20 октября 1938 г. Донской сообщил Соболеву о новых негативных фактах, характеризующих отдельные звенья чекистского аппарата. После известного случая с арестом Жаркова в Хабаровске имели место факты обыска столов и шкафов Хабаровского райкома ВКП(б)
[129]. Этот вопрос поставили на обсуждение в крайкоме (нельзя сказать, что нас активно поддержали). Сотрудникам Луженко и Михалеву, производившим обыск, объявили выговор. Горбач обещал наложить на них взыскание по служебной линии. С хранением документов действительно очень плохо, но никто не давал прав работникам районного НКВД, даже не предупредив секретаря райкома, шарить по столам партийного комитета.
Соболев сообщал, что есть тревожные сигналы и о некоторых работниках краевого управления НКВД. Так, на имя Сталина и Ежова послано заявление хатагуровки Щукиной, работавшей в 9 отделе управления НКВД. Он просил с ним ознакомиться. Учитывая, что в отношении начальника Даль-лага Серикова очень много разговоров, просил прислать работников, которые помогли бы разобраться с Дальлагом.
Соболев считал, что Горбач внешне держится к ним близко, но больше отмалчивается и даже в тех случаях, когда говорят о его делах, ограничивается междометиями и репликами. Соболев не видел ни одного факта, по которому можно было бы судить о его желании серьезно помогать крайкому. Горбач «присутствует» при постановке вопросов, а не ставит этих вопросов
[130].
В это время 20 октября 1938 г. Политбюро для решения ряда задач национальной безопасности и повышения управляемости территориями принимает решение — Дальневосточный край разделить на два самостоятельных края: Хабаровский и Приморский.
Была проведена реорганизация погранохраны. 20 марта 1939 г. Дальневосточный округ пограничных и внутренних войск был разделен также на два — Приморский и Хабаровский. Одновременно из состава Хабаровского погранокруга выделились внутренние войска НКВД (железнодорожные, промышленные, конвойные, оперативные).
При этом необходимо отметить, что реорганизации подверглись и вооруженные силы ДВК. Дальневосточный фронт был ликвидирован и разделен на три отдельные армии: 1-ю, 2-ю и Северную группу войск, которые напрямую подчинялись Москве.
Были приняты и другие меры по укреплению обороноспособности региона и нейтрализации угроз стране. Они оказались своевременными, так как существовали реальные предпосылки втягивания СССР в войну.
При проведении реорганизации, естественно Соболев был снят с должности. Секретарь оргбюро ЦК ВКП(б) по Хабаровскому краю Донской 9 ноября 1938 г. сообщил Маленкову, что Горбач получил из Москвы указание произвести обыск в квартире и служебном кабинете Соболева. Он ограничился тем, что информировал об этой директиве. Донской просил отменить эту операцию т. к. в квартире, которую занимал Соболев, уже полмесяца живет первый секретарь Хабаровского крайкома и это указание, будучи не отмененным, выглядит довольно двусмысленно. В дополнение он сообщает, что непонятно значение этой операции, так как Соболев увез не только свои, а и даже кое какие казенные вещи. В бывшем служебном кабинете Соболева никаких документов не обнаружено. Есть сведения, что какие-то документы уничтожат помощник Соболева Уланов, уехавший вместе с ним.
Донской посчитал необходимым сообщить о Горбаче. В связи с тем, что задержалось назначение начальников НКВД в ДВК, Горбач чувствует себя неуверенно. После ареста Ямницкого и Серикова стал нервничать еще больше. Донской считал очень важным ускорить решение по вопросу о назначении начальника УНКВД края. При решении этого вопроса просил учесть мнение о том, что работу Особого отдела во Второй армии целесообразно выделить из подчинения краевого НКВД создав там самостоятельный аппарат
[131].
18 ноября 1938 г. в дополнение к разговору с Маленковым по прямому проводу Донской сообщил, что Соболев своими указаниями об исключениях из партии создал такую обстановку в крае, при которой коммунисты больше думали о своей судьбе, чем об укреплении границы, разоблачении врагов и так далее. Коммунисты не могли в этой обстановке по-настоящему помогать чекистам, в парторганизациях царила неуверенность. В результате органы НКВД очистительную работу вели изолированно, райкомы зачастую не знали об арестах лиц, имевших партбилеты, а в колхозах и деревнях главную роль играли милиционеры, которые проводили аресты. Благовещенск, Амурская область одно из вероятных направлений японского удара и только в интересах врага было создать в этих районах обстановку разброда, «ожидания событий», перемести эти настроения в среду красноармейцев, в гарнизоны, распложенные на границе.
История повторяется. Теперь Донской «топил» Соболева. По его мнению, Соболев давал свои установки именно с этих позиции и Горбач безусловно виноват в том, что он ограничивался ролью «беспристрастного наблюдателя». Он был обязан, как коммунист, как чекист, отвечающий за политическую обстановку в крае, вести себя более активно. Он же в лучшем случае только «в душе» сомневался в правильности поведения Соболева. Наиболее опасным является то обстоятельство, что очистку проводил бесконтрольно такой аппарат, который нуждался в особом контроле. Нужно иметь ввиду, что работники НКВД подбирались в Амурской области и «воспитывались» в течение ряда лет врагами, сидевшими там на руководящих постах, и именно они проводили операцию.
Далее Донской приводил выдержку из письма прокурора края Бардина о нарушениях законности
[132]. По его мнению, «Бардин неизвестный нам человек, но он, видимо, прав в своем заявлении. Проверять его заявление ездил Горбач и было очень странно слышать от него по поводу заявления Бардина "это подозрительный человек, он работал с Филиповым в Москве" и ни слова больше. О том, что Горбач был вынужден признать правильность заявления Бардина, мы узнали только 15 ноября, когда краевой прокурор принес мне записку Альперина, которую цитировал выше. Не хорошо, что Горбач скрывает от нас непорядки в работе его аппарата. Вот уже 10 дней как у Горбача лежат копии документов, посланных к вам, он до сих пор не занялся ими, отговаривается занятостью. Пассивность Горбача, о которой мы уже сообщали, остается прежней, он не доставил на бюро обкома ни одного вопроса, отмалчивается при обсуждении всех острых дел. Это начинает становиться подозрительным. По моим наблюдениям он не активен, а в своем аппарате, об этом можно судить хотя бы по такому факту — он не знает своих районных работников, не добрался до них, а ведь проверка этих кадров азбука организатора! Проводя проверку, мы, конечно, заставим и его заняться кадрами, но очень опасаемся, будет ли он как следует помогать, все его поведение, а главное дела пока говорят за то, что эту "помощь" придется решительно требовать».
