— Спокойной ночи, — сказала она и юркнула в свою комнату, оставив меня в некоторой растерянности.
Нет, ощущение взаимной симпатии было давно. Только оно казалось очень слабо выраженным. И заключалось по большей степени в неуклюжих переглядываниях. Я оглядел пустой коридор. Почему у меня создалось ощущение, что за нами кто-то подглядывал?
— Максим, что тут происходит? — спросил Зайцев, как только я вернулся в комнату.
— Леха, я тебе завтра все расскажу.
Если честно, то мне даже в голову еще не пришло, как бы поудачнее соврать благородному. А, как известно, утро вечера мудренее. К тому же, необходимо было срочно поговорить со своими.
— Так, ребята, всем в душ и спать, — скомандовал я.
Зато уже под шум льющейся воды у нас состоялся полноценный совет. Он ведь именно так и должен проходить — четверо голых пацанов рассуждают о прошедшем испытании.
— Это был лев, — рассказывал нам Мишка. — Только здоровый. Я никогда таких не видел.
— А ты часто львов видел? — поинтересовался Рамиль. — Вот у нас было чудище, так чудище. Сам раза в четыре больше меня, рогов на голове с десяток.
— Всего два, — поправил его я. — И все-таки он выглядел пониже.
— Просто темно было, — отмахнулся Рамик. — Но мы его еле одолели.
— Мы? — спросил Мишка. — В смысле, вы оба участвовали? Меня вытеснило наружу. Даже помочь ничем не смог.
— Это потому что ты не маг огня, — парировал татарин. — Я отвлекал минотавра как мог.
— Ладно, не о том речь, — прервал я спорящих. — Что там со львом?
— На него вообще ничего не действовало, — ответил Димон. — Ни одно заклинание. Если бы не защитные и атакующие артефакты, совсем плохо пришлось.
— И как ты его победил?
— Веревкой. В смысле, артефакт такой. Его еще мой дядя придумал. Веревка укорачивается или удлиняется в зависимости от воли артефактора. Мне удалось накинуть ее на шею льву и все.
— Погоди, — меня словно током пробило. — Я только сейчас понял. Я заколол мечом минотавра, ты задушил льва. Вы чего, ребят, я один «Мифы и легенды древней Греции» читал?
— Тесей и Геракл, — выпучил глаза Мишка. — Это что получается…
— Мы должны повторить их подвиги. В этом и есть испытание.
— Это Димон-то Геракл? — спросил Рамиль. — Ну, если только со спины. В темноте, с расстояния в пару километров.
— Но все сходится, — сказал я. — Важно другое, где должно произойти следующее испытание? И когда? Мишка, погляди.
Я протянул Максимову «бумажный рог» и тот зачитал вслух.
— Когда нальется солнцем венеров плод, когда кровь переполнит зернистое яблоко, когда небесная колесница гиперионида повернет светило, сила вновь проявит себя. В месте, где верхний мир сходится с нижним.
— Ну давай, объясняй, — выступил с претензией Рамиль. — Че это все значит?
— Я не знаю, — пожал плечами Максимов. — Слово в слово как у нас. Когда лев погиб, от его тела отделился лоскут. Там тоже про венеров плод и зернистое яблоко. Только сила проявит себя в месте, где небо сходится с землей.
— Жаль, я думал, ты хоть что-нибудь объяснишь. Тогда давайте действительно мыться и спать.
Ночь пролетела, как один миг. Так бывает, когда поздно ложишься и рано встаешь. Рука все еще ныла, но после процедур Вики я хотя бы мог ею двигать. Посмотрел с завистью на спящих Рамиля и Леху, чуть не споткнулся о похрапывающего на полу хмельного Потапыча и стал одеваться на медитацию.
Я окончательно не проснулся даже тогда, когда добрел до полянки, все еще функционируя на автопилоте. Якут с интересом посмотрел на меня. Казалось, он прощупывает взглядом руку, точно что-то чувствует, но неизменно не сказал ни слова. А я сел, скрестив ноги, и стал тупить в никуда.
Из-за постоянного недосыпа в голове даже мыслей не было. Тут еще эта рука, да и общее состояние потерянности. Больше всего хотелось оказаться подальше отсюда, от всех этих перманентных проблем. Ведь я крошечная частичка в нескончаемом водовороте зыбучих песков.
Все произошло быстро и стремительно. Я вроде клевал носом, потом медленно моргнул, а когда открыл глаза, все трансформировалось. Изменения в сознании стали заметны не сразу. Лес представал все таким же тихим, спокойным, одним словом — утренним. Но мне показалось, что теперь я вижу его более обширно. Точно рассматриваю с вертолета. Запоздало пришло понимание, что именно сейчас рука не болит. Да и красные, будто в них насыпали толченого стекла, глаза теперь не слипаются. Я чувствовал себя нормально. Впервые за долгое время.
И все же лес вокруг был другой. Словно я очутился в странном сне и ве осознавал. Оставалось самое сложное — взять его под контроль. Я вытянул руку вперед и увидел на ней пальцы. Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь… Бред какой-то. Это невозможно.
Голову сдавило в невидимых тисках, но невероятным усилием я убрал лишние пальцы. Теперь их было снова пять. Из странного только, то что они светились. Впрочем, как и все тело. Я сделал шаг вперед и прислушался. Ноги стали ватными, непослушными, будто чужими. И лес теперь казался не таким уж и дружелюбным. Он словно ждал, приглядывался, испытывал меня. Хорошо, попытаемся на это не обращать внимания. Надо открыть дверь в другой мир. Проблема в том, что зданий поблизости попросту нет. Конечно, можно добрести до главного корпуса или до одной из Башен, те поближе, но на таких ногах я далеко не уйду.
С другой стороны, если этот сон принадлежит мне, то и правила в нем могу устанавливать я. Кто сказал, что дверь должна быть именно дверью? Помнится в Нарнии с этой ролью весьма успешно справлялся шкаф. Я разглядел одно из деревьев, кряжистый ясень с внушительным дуплом, и не без труда приблизился к нему.
Детям обычно говорят, чтобы они не совали руки куда не попадя. Но на это правило существует оговорка — если очень хочется, то можно. Другой вопрос, что после подобных экспериментов риск остаться без конечностей достаточно высок. Но я же решил, что это сон, так?
Ладонь легла на шершавый ствол. Я ощутил мощь этого дерева, его возраст, подобно маленькой белке пробежался по каждой ветке, посчитал сучки и трещинки. И понял одно — сейчас этот ясень в моей власти. Он мой инструмент для прохода в иной мир. Это и есть дверь.
Странное было ощущение. Словно одна сила пыталась соединиться с другой. Сияние от моей руки перешло на ствол дерева, охватило его, как пламя обнимает сухую листву, ослепительно вспыхнуло и погасло.
Первое, что я даже не увидел, а ощутил — нечеловеческий холод. Будто какой-то нехороший индивид засунул меня в морозильную камеру и закрыл дверь. Кстати, о ней. Дерева не было. Точнее когда-то, очень давно, на этом самом месте оно, наверное, росло. А теперь лишь остался замерзший остов выщербленного временем пня. И я стал оглядываться дальше.
Сначала сложилось ощущение, что меня перенесло в глухую тайгу. Голые ветви кустов, застывшие безжизненные деревья, расстилавшаяся под ногами нетронутая белоснежная пелена. Вот только вряд ли в тайге небо иссиня-черное, как рассыпанная сажа. И воздух спертый, воняющий тухлыми яйцами.
