– Всего хватит. Всего даже слишком много, – только тихо прошептал он, и я испугалась, что для бедного мальчика я точно переборщила. Его глаза метались от одного сладкого кусочка к другому, и он, наверное, не мог решить, с чего начать.
Я взяла половину торта с ванильным кремом и сунула ему другую половину, чтобы он принял решение.
Мы начали есть, и с каждым укусом бисквита, каждой ложечкой сливок мое сердце немного успокаивалось. Я яснее смотрела в будущее и обдумывала следующие шаги своих действий, пока Филипп, громко чавкая, взял себе два с половиной куска торта, два кремовых пирожных и половину творожного печенья.
– Так хорошо, – пробормотал он с все еще полным ртом, слизывая с губ сливки.
Я просто позволила ему поесть, сама же осилила всего полтора куска торта, а потом заказала чай у потрясенной продавщицы.
Чтобы не думать о мистере Риде, я планировала затею, касающуюся моего брата. Я вытащила свой блокнот, написала короткую записку для матери, а более длинную – для Генри, чтобы подробно изложить ему план.
Я хотела попросить маму пройтись со мной по магазинам. Я сделаю вид, что у меня закончились блузки, на рукавах которых еще не было пятен от типографской краски, и вдобавок намекну, что моя подруга присоединится к этому мероприятию.
Это была приманка, которую моя мать не могла не проглотить. Я редко просила ее о таком одолжении, так что она с блаженными чувствами ожидала такой возможности.
Большей проблемой была Рейчел. Я могла только надеяться, что она готова стать той подругой, которая присоединится к нам. Она была довольно застенчива, и, хотя я не сомневалась, что мать сразу полюбит ее из-за ее очевидного обаяния, я могла представить, что Рейчел может быть этим напугана.
Я должна была сделать это и надеяться, что ее любовь к Генри была для нее достаточным стимулом.
Мое решение было отложено до завтрашнего дня, чтобы было достаточно времени для подготовки, но не слишком много, чтобы передумать еще раз.
Может быть, я даже смогу попросить мистера Рида освободить меня на час раньше, который затем перенесу на среду, чтобы дать всему больше времени.
Я сделала последний глоток чая, завернула оставшуюся еду в бумагу и отдала ее Филиппу.
Он был в восторге и заверил меня, что в любой момент снова окажет мне услугу, и я, смеясь, сунула ему две записки, которые он мог бы доставить для меня.
Это было освобождающее чувство: иметь план и знать, что с ним делать.
Однако с Томасом Ридом я не знала, что делать.
Перемены в отношениях между нами проходили медленно. Но если учесть, что вначале я ненавидела его, а он презирал меня, то теперь мы оказались в совершенно другом положении.
Сейчас я была в него влюблена, и он время от времени показывал свое расположение ко мне. Я плохо разбиралась в чувствах, но то, как мистер Рид подошел ко мне, заставило меня поверить, что он тоже что-то чувствовал ко мне.
Но более сложной задачей было отделить мои желания и надежды от фактов. И факт был в том, что мистер Рид никогда четко не проявлял своих чувств.
Так что у меня не было ничего, кроме предположения, что это, может быть, нечто большее, чем просто дружба. А какие были предположения?
Мой обеденный перерыв заканчивался только через полчаса, и я провела оставшееся время в книжном магазине неподалеку. Я немного прочитала о муслине, тафте и пополнила запасы чтения, прежде чем снова вернуться в библиотеку.
Я отнесла свои книги в маленькую комнату отдыха и по пути вниз встретила на лестнице мистера Рида, который, уткнувшись носом в книгу, неторопливо поднимался наверх.
Это заставило меня улыбнуться, потому что мне понравилась картина, представшая передо мной. На носу у него были очки для чтения, лоб сосредоточенно нахмурен, он жевал нижнюю губу, а глаза бегали по страницам.
Сердце забилось быстрее, душа встрепенулась во мне, и я почувствовала, что, не задумываясь, снова оказалась бы под защитой, в его объятиях, если он только намекнет на них.
Я не могла отрицать, что этот человек был идеальным для меня. Где я когда-нибудь снова найду того, кто разделил бы мою страсть к книгам так же, как Томас? Наверное, нигде.
Он был неординарным, часто резким и еще очень своеобразным. Но он также был честным, мог подбодрить, обладал подкупающим чувством сарказма и с каждым днем становился более привлекательным в моих глазах. Я полностью поддалась ему и гадала, как много на самом деле знал об этом Томас Рид.
Знал ли он, что он мне нравится? Заметил ли он уже это? Интересовался ли он вообще этим?
Мы шли навстречу друг другу, каждый со своей стороны лестницы, и когда я прошла мимо, мистер Рид внезапно поднял взгляд.
– О, мисс Крамб, – тихо остановил меня он, и у меня забилось сердце. – Я ищу для иностранного преподавателя книгу о конфликте между библейским сотворением мира и учением Дарвина. Я уверен, что уже читал ее когда-то, но не могу вспомнить названия, – сказал он и посмотрел своими темными глазами прямо на меня. Они были тепло-карими, и в послеполуденном свете, светившем сверху сквозь купол, я могла различить звездочки на радужке.
У меня стало совсем тепло в животе, и мой мозг с трудом соображал, что сказал мне мистер Рид. Он спросил меня о книге?
– Разве вы не специально разработали машину для таких случаев? – рассудительно ответила я, чтобы потянуть время и поискать в голове нужные книги.
Мистер Рид приподнял бровь и стал таким образом еще более желанным.
– Анимант. – Он произнес мое имя, и я почувствовала, как у меня подогнулись колени. – Если бы машина работала хотя бы наполовину так же эффективно, как вы, то я наверняка давно выиграл бы все награды за эту вещь, – заявил он, и мне потребовалось лишь мгновение, чтобы понять, что это был комплимент.
Я могла просиять от гордости.
– Правительственные конфликты. Вы поищите в естественных науках, а не в отделе религии, – начала я, задаваясь вопросом, почему мистер Рид не знал подобного. – «Происхождение видов в свете церкви» Фрейзона, «Еретик» Стила и «Яд дарвинизма», имя автора вылетело у меня из головы, – выдала я, и на губах мистера Рида появилась лукавая улыбка.
– Вы поистине лучшее, что у меня когда-либо было, – произнес он как бы в шутку, развернул книгу, которую держал в руках, просто оставил меня и побежал по ступенькам лестницы дальше наверх.
Я осталась на месте, чувствуя эйфорию, и все внутри меня трепетало.
Что только было между нами? Нравилась ли я Томасу Риду, или я в своем любовном бреду истолковала все, что он сказал, как намек?
Если бы я могла заглянуть в его голову, то наверняка была бы умнее. Но я не могла, и поэтому мне не оставалось ничего другого, как поспешить вниз по лестнице и спрятаться в своей каморке, пока мне не станет не так жарко и румянец не исчезнет с моего лица.
