Сначала мне было просто больно, я пряталась в своей комнате и плакала часами. Я не ела и много спала, и в какой-то момент мне снова стало лучше.
Я думала, что поборола это, явилась к ужину и снова начала читать.
Но чувство облегчения продлилось недолго. Потому что вместе с внутренней пустотой пришел гнев. Я так разозлилась на Томаса Рида, на его наглость, на себя, думающую, что дорога ему, и то, что после этого он так просто отпустил меня.
Каким ужасным человеком он был? Неужели он позволил себе просто поразвлечься со мной? Или он действительно искал в распущенности мужского пола близость женщины, не испытывая симпатии?
Но что бы я ни думала, как бы ни ругалась и ни проклинала, это казалось несовместимым с человеком, которого я думала, что знала. И так же через некоторое время злость тоже испарилась.
Дни проходили мимо меня, утренние и вечерние сумерки теряли смысл, и я чувствовала себя пустой оболочкой, соломенной куклой, одетой и причесанной, но без мыслей и без собственного пути.
– Ани? – обратилась ко мне мама, и я даже не вздрогнула, когда меня вырвали из бесконечной пустоты в голове. Она встала рядом со мной, протиснулась в другой угол эркера, и я убрала со скамьи ноги, чтобы она смогла сесть.
– Твой отец и я решили организовать званый вечер в пятницу, – сказала она, на что я только кивнула. – И мы хотели бы, чтобы ты тоже присутствовала, – осторожно произнесла она, и я снова кивнула.
Потому что мне было все равно. Мне было без разницы, буду ли я сидеть здесь одна, или в комнате, заполненной людьми, которые и так считали меня странной.
Но когда наступила пятница, все на самом деле стало по-другому. Я надела простое кремовое платье, которое мама всегда называла скучным, а потом позволила ей причесать меня и заплести.
– Спасибо, – сказала я ей, когда она закончила и осматривала свою работу со всех сторон. Она моргнула, изображая удивление, а потом улыбнулась.
– Пожалуйста, моя дорогая, – ответила она так радостно, что мне это показалось почти странным, и начала рассказывать о том, кого она ожидала сегодня вечером.
Это были семьи из окружения, которое я давно знала, и я не ожидала, что встреча окажется особенно интересной.
Но когда вошли первые, поблагодарив за приглашение и ругаясь на снег, я все же почувствовала что-то хорошее внутри от того, что наконец-то вижу лица, отличные от лиц моих родителей.
Раньше я никогда не замечала, насколько долгая наша зима и как одиноко было наше здесь время. Я всегда пряталась в своих книгах и не понимала, зачем мама заставляла меня ездить с ней на любые мероприятия, на которые нас приглашали.
Но теперь я могла лучше понять ее и сообразила, что она делает это от скуки. Она проводила время вышивая, она сидела и весь день ждала, когда вернется домой отец, чтобы получить хотя бы одного собеседника.
И все же я искренне удивлялась, как это могло случиться, что она постоянно занималась планированием моей свадьбы. Конечно, это была лишь одна из многих мелочей, чтобы сделать скуку в ее жизни более терпимой.
Комната заполнилась, закуски были поданы, пунша было в изобилии, и не потребовалось много времени, чтобы миссис Долбин села за рояль, чтобы порадовать нас тихой, спокойной музыкой.
Я слушала пьесу для фортепиано и захлопнула роман, который оставила в эркере. Мне очень нравилась фортепианная музыка, и раньше это была единственная реальная причина, по которой я не пряталась на чердаке во время званого вечера, а сидела со всеми остальными в гостиной.
Только болтовня нескольких девушек, стоявших рядом со мной, разрушила момент, которым я пыталась насладиться, и поэтому я неизбежно обратила на них свое внимание.
– А потом он снял шляпу и сказал: «Если мисс не сядет в карету, то, наверное, ей придется идти домой пешком», – рассказывала одна, а две другие с большими глазами следили за ее рассказом.
Это была Джулия Гудман, которая, должно быть, была примерно моего возраста, ее младшие сестры Милдред и Кассандра Браун, все трое держали в руках бокалы с пуншем и шептались, как и всегда.
– На самом деле он этого не говорил! – затаив дыхание, произнесла Джулия, и Кассандра пожала плечами.
– И что ты тогда сделала? – поинтересовалась Милдред, нервно переступая с одной ноги на другую.
– Конечно же, я ушла! У меня тоже есть гордость, – ответила Кассандра, и девушки вновь захихикали.
Они были такими глупыми и милыми, в разноцветных платьях, с накрашенными лицами и со всевозможными украшениями в их огромных прическах. Моя мама всегда хотела, чтобы я была девушкой такого типа, как эти трое, но я всегда старалась не стоять слишком близко к ним, чтобы не слушать сплетни со всей округи. Они всегда были в отличном настроении, охотно и много разговаривали и присутствовали на всех мероприятиях, чтобы найти лучших из всех мужчин. Насколько я знала, Джулия уже нашла своего и собирается выйти замуж весной.
Хотя сравнение было очень гротескным, я подумала об Элизе. Я оставила также и ее, когда так внезапно сбежала из Лондона, и с тех пор я с ней не общалась. Я даже не знала, что с ней стало. Если мистер Рид действительно сообщил о моем нарушении, то это не сулило ей ничего хорошего.
Но мне оставалось надеяться, что он был тем хорошим человеком, которого я видела в нем. Должно быть, ему было достаточно того, что я уволилась с работы.
Я быстро отогнала эту мысль, не позволяя себе думать о нем, и вместо этого снова обратила внимание на трех девушек, просто чтобы отвлечься.
Однако мне это не удалось, когда Эдмунд Коллинз встал прямо между нами. Он был видным молодым человеком с большим состоянием, и мама уже несколько раз пыталась обратить мое внимание на него. Но я ничего не могла от него ожидать. Он был надменным, хамоватым, плохим оппонентом в спорах, и при этом он ни в коей мере не был умен.
Он поздоровался с небольшой группой в тщеславной манере, а затем сделал глоток из своего бокала с пуншем.
– Дамы, вы наверняка уже слышали о том, что я приобрел одну из тех новых машин, которые сейчас делают в Германии, – начал он, обращаясь к самому себе, и девушки лишь застенчиво улыбнулись. – Она называется автомобиль, и я уверен, что вы бы не отказались от поездки так легко, как вы сделали это с несчастным Джорджем, мисс Браун. – Он обратился к Кассандре, и та немного испуганно посмотрела на него. Скорее всего она не ожидала, что к ней обратятся напрямую. – Вместо того чтобы всю дорогу идти пешком, как мелкая служанка, – извернулся мистер Коллинз, и весь разговор начал меня раздражать. – Говорят, ваш подол юбки был на пятнадцать сантиметров в грязи, – это был подлый укол, и мне почему-то стало больно наблюдать за этим и не вмешиваться.
Эдмунд Коллинз действительно был просто наглым человеком, которому нравилось лишать дара речи приличных девушек с помощью оскорблений, чтобы таким образом почувствовать себя лучше.
