Глава 11
Дорогая Элис!
Плохая новость в том, что если ты это читаешь, меня уже нет. Либо я в таком ужасном состоянии, что тебе поручили разобрать мои вещи и выгулять собак. Или же я настолько прикована к медицинскому креслу (к такому, которое поднимается и опускается по кнопке), что уже не могу даже сидеть самостоятельно. В любом случае мне очень жаль.
Я прерываю чтение, поворачивая лист, чтобы убедиться в том, что это не шутка – не какой-то розыгрыш, призванный в очередной раз встряхнуть слишком «напряженную» Элис. О чем это она? Не найдя никаких подсказок с обеих сторон бумаги, я продолжаю:
Если это первый вариант, надеюсь, похороны прошли удачно, и никто не ушел слишком трезвым. И что на них играли The Clash. И что папа не держался на ногах, а тетя Джилл показывала свои коронные танцевальные движения. Кое-что никогда не меняется. Но что-то, как я поняла, должно меняться.
Я пишу тебе это после первой ночи, проведенной в нашем убежище викингов. Мы смотрим, как над пляжем встает солнце, и ты сидишь в метре от меня, нахмурившись, потирая лоб и громко пыхтя, как делаешь всегда, когда очень сосредоточена. (Ты знала, что ты так делаешь? Бьюсь об заклад, твои пациенты знают…) Я понимаю, что вытащила тебя из зоны комфорта, похитив и утащив в какую-то скандинавскую глухомань, но это был единственный способ провести время с тобой, какой только пришел мне в голову. С настоящей тобой, а не «тобой, которую я знаю». Я не хотела, чтобы ты жалела меня или придавала своему лицу то «выражение сочувствия», которое я сейчас постоянно вижу, когда говорю людям, что у меня рак…
Я вытягиваю руку, чтобы опереться о стену, желудок сжимается.
Что тут происходит? Скажите, что это ужасная, ужасная шутка…
Я читаю дальше:
Я не хотела становиться очередным обязательством в твоей жизни. Ты всегда говоришь о том, как много их у тебя – а я верю тебе, – поэтому я не хотела взваливать на тебя еще и эту заботу. Думаешь, мне нравится быть пунктом в твоем списке дел? Нет, не нравится. Поэтому я стараюсь разобраться с этим самостоятельно. Я стараюсь быть больше похожей на тебя. Я могу дразнить тебя, но единственное, что мне всегда хотелось, – это вернуть свою старшую сестру и побыть с ней еще немного. Я скучаю по тебе.
Я надеялась, что проведенное с тобой время – выходные – до операции сблизит нас. Мне сказали, что опухоль не станет больше за одну неделю, поэтому я захотела хотя бы немного пожить как обычно.
Извини, что не сказала тебе об этом раньше, но, если на то пошло и если мне так и не подвернется случай рассказать – я обнаружила опухоль на Пасху. Она была как горошина под кожей, а потом мой сосок стал немного загибаться, как будто стеснялся (а оба они, как правило, не так уж и стесняются!) Я собиралась оставить это как есть – у меня и без того дела – и подумала: «Какой может быть вред от какой-то горошины?» Но потом мне в голову пришла мысль: «ЧБСЭ?» («Что Бы Сделала Элис?») И я пошла на обследование – да, я не испугалась медиков-профессионалов. Ты гордишься мной?
Как выяснилось, у меня очень плотные груди, как сказала женщина, делавшая маммограмму. Я спросила, хорошо ли это, а она ответила «Нет» – просто ей пришлось сдавить их сильнее, чтобы получить более отчетливое изображение (что, кстати, было довольно больно). Так или иначе, чтобы долго не разглагольствовать – были и шприцы, и чашки сладкого чая в приемных, и консультант говорил много слов, которые я не понимала. Он даже предлагал написать их на бумажке, чтобы я их усвоила, но в голове у меня и так все путалось, поэтому я сказала, что все равно не сильна в правописании. Просто сказала «Спасибо» и пожала ему руку. Я пришла туда только с бумажником и ключами. А вышла с «раком».
С этого места слова начинают расплываться, как будто чернила смешались со слезами. Ее или моими – я не могу сказать.
Я не ощущаю себя «больной». Но я должна пойти на операцию, когда мы вернемся, а потом будет химиотерапия от трех до шести месяцев. Мне сказали, что я могу потерять волосы, во рту у меня появятся язвы, у меня пропадет аппетит (ну это мы еще посмотрим…), меня будет тошнить, я буду сильно уставать и часто испражняться. А, ну да, и месячные, возможно, прекратятся (как у тебя!).
Я не имела ни малейшего представления о том, что ей известно об этом…
Лучший сценарий заключается в том, что ты никогда не получишь это письмо и все будет хорошо. Через полгода я пройду гормонотерапию. Просто исчезну ненадолго. Возможно, все кончится благополучно. Или у меня выявят вторичный рак, распространившийся на кости, а если он в костях, то ты, считай, уже покойник.
Я постараюсь сделать все возможное, чтобы избавиться от него, – ампутацию молочной железы, химиотерапию, гормонотерапию – но от веганства я категорически отказываюсь. Плевать на него! Мама ужасно страдала под конец и все равно не выкарабкалась, помнишь? Так на что мне надеяться?
Буду честна: я не высокого мнения о своих шансах, Эл…
Эта строчка ранит меня прямо в сердце. «Она никогда не называла меня Эл после того, как мы выросли, только в детстве», – осознаю я, и у меня в горле застревает комок.
И я боюсь. Но боюсь по-нормальному, понимаешь? Тебе просто придется больше «справляться». Придется идти дальше.
Из того, что я видела в фильмах, предполагается, что это письмо – мое «мудрое послание из могилы», так что не смейся, если я неудачно подражаю им. Перво-наперво: постарайся получать хотя бы чуть-чуть больше удовольствия. Расстанетесь вы с Грегом или нет, но постарайся быть чуточку более счастливой. Как-нибудь. Меня убивает (не каламбур) твой вид. Я знаю, что ты не хочешь жить так, как я – и это прекрасно, – но у меня всегда было такое чувство, что ты и по-своему не живешь как следует. Поэтому «повеселиться» тебе, наверное, не помешает. Ты всегда рассказываешь мне о том, как должна сократить углеводы / получить повышение / расчистить хлам / провести «глубокую чистку» или что-то еще. Но к черту все это! Ты слишком строго относишься к себе, и всегда относилась. Вместо этого поживи немного просто так. Никто из нас не контролирует свое будущее, но мы можем контролировать настоящее. Я поняла это недавно. И жизнь совершенно замечательна – хотелось бы наслаждаться ею подольше. Но в целом я жила на полную катушку, и мне гораздо больше нравится с удовольствием вспоминать то, что я сделала, чем беспокоиться о том, чего не сделала. Мне никогда не хотелось завести детей – я знаю, что ты мне не веришь, но это правда. И я счастлива.
У меня никогда особенно не получалось планировать заранее – и сейчас я не хочу испытывать судьбу. Поэтому я пытаюсь наслаждаться каждой «новой вещью» в своей жизни. Недавно я попробовала суши – и они оказались на удивление хороши! Могу поспорить, они тебе понравятся.
Люди чаще всю жизнь думают о том, чего они не добились, чем о том, как им повезло. У меня были великолепные друзья, приятная жизнь, я могу в любой день приготовить себе на завтрак сэндвич с яичницей (и ты можешь, если захочешь). Так что не все у меня так уж плохо. Я знаю, от чего у меня повышается настроение – уж точно не от того, чтобы натягивать на себя кукольного размера одежду («Штаны Шарлотты» – это что, плохой сиквел «Паутины Шарлотты?»). Мне приятно от того, что я выгуливаю собак и провожу время с друзьями – и с тобой, когда ты не дуешься, как дурная корова. Все эти мелочи, которыми я не смогу наслаждаться какое-то время. Или не смогу наслаждаться больше никогда. И будь у тебя самая маленькая задница или очень большой дом (почему не наоборот, интересно? Сэкономила бы много на мебели), это не изменится.
