– А как же работа? – спрашивает дед.
– Я им позвоню, – отвечаю ему и иду звонить Мэри 2.
Вместо нее трубку берет Мэри 1. Я сообщаю, что произошло.
– О, не беспокойся! Конечно, оставайся с бабушкой. Семья на первом месте. Доктору Пайку позвони сам, а остальных я предупрежу. Ой, мне надо идти. Мэри изображала сцену из «Титаника» и свалилась с подоконника. Желаю твоей бабушке скорейшего выздоровления.
Я перезваниваю доктору Пайку. Он явно недоволен.
– Ну и сколько ты собираешься там пробыть? Надеюсь, завтра уже вернешься?
У меня такое ощущение, что сочувствие ему удалили хирургическим путем. После того, сколько раз я задерживался на работе, сколько вечеров просидел в больнице, после бессчетных стрессов и переживаний, это вся благодарность, которую я заслужил.
– Постараюсь. Будет зависеть от того, как сегодня пройдет день, – твердо отвечаю я.
Да-да, это шоу-бизнес, детка.
Вторник, 30 марта
Заходя в отделение, слышу громкие крики. Это определенно Льюис; он повторяет:
– О Господи! О Господи!
Я с опаской просовываю голову в двери кухоньки в нашей дежурке.
– Ну и что тут происходит? – спрашиваю, пока остальные толпятся у меня за спиной, также недоумевая, из-за чего такой шум.
– Гляди, – говорит Льюис, поднимая вверх банку, в которую мы собирали деньги на подарок Морису.
На мгновение сердце у меня уходит в пятки, я решаю, что пожертвования кто-то стащил. Но тут Льюис переворачивает банку, на стол сыплются монеты, а за ними шлепается толстая скрутка десятифунтовых банкнот, перетянутая резинкой.
Подхожу ближе к столу.
– От кого это может быть? – спрашиваю, пораженный, вертя скрутку в руке.
Льюис отбирает ее у меня и пересчитывает купюры, разложив их на столе. Пятьсот фунтов стерлингов. Все мы, лишившись дара речи, смотрим на деньги. Тут входит Барни и начинает баловаться, сгребая купюры со столешницы и подбрасывая в воздух. Льюис кидает на него неодобрительный взгляд, и Барни, подобрав деньги с пола, удаляется. Судя по всему, пожертвовал их не он.
– Уверен, это Марк, – потихоньку шепчет мне Льюис.
Я никак не могу привыкнуть к тому, что он называет доктора Палаши по имени, хотя и знаю, что недавно они съехались.
– Вчера вечером я ему рассказал про Мориса, а он ответил, что тоже сделает взнос в наш фонд.
Я замираю с открытым ртом.
– Очень мило с его стороны. Надо же, какой удивительный человек! Теперь мы сможем купить Морису новый велосипед и вообще все организовать, – говорю в ответ.
Льюис широко улыбается.
– О да. Думаю, сегодня Марка ждет особый сюрприз, – подмигивает он.
Я задираю бровь.
– Льюис, грязный ты мальчишка! Только давай без подробностей!
– Почему? – невинно спрашивает он. – Я ему приготовлю утку в апельсинах. А ты что подумал?
Я громко хохочу.
– За пять сотен утка в апельсинах – самое малое, чего он заслуживает, Льюис.
Тут срабатывает пейджер, и я оставляю Льюиса одного пересчитывать деньги, кивая в изумлении головой.
Среда, 31 марта
Звонок от мамы: у бабушки снова сердечный приступ, она в кардиологической реанимации. Я дежурю в приемном и получаю ее сообщение только в полночь.
Апрель
Четверг, 1 апреля
Первое апреля – День дурака, и все пытаются надо мной подшутить. После обхода мне на пейджер приходит вызов от Мэри 2.
– Доктору Пайку доставили какое-то медицинское оборудование. Макс, можешь прийти его получить? – спрашивает она.
Мне слышно, как в трубке похохатывают две других. С недовольным видом иду к ним в офис.
– Ой, а мы посылку потеряли, – говорит Мэри 3, когда я открываю дверь.
– Но она точно была тут, – подхватывает Мэри 2.
– … да-да, тут, – перебивает Мэри 1.
Я начинаю что-то подозревать: они смеются сильней, чем обычно. Собственно, едва держат себя в руках.
– Где-то у нас, большая такая коробка, – хихикает Мэри 1. – Кажется, какая-то деталь от инвалидного подъемника, называется «очередь».
Эту шутку я уже слышал.
– Наверное, ее вернули в почтовый кабинет, – говорит Мэри 3. – Ты не мог бы пойти у них узнать, где твоя «очередь»?
О эти прелести работы больничной секретаршей! Интересно, сколько раз они уже так шутили? Наверное, над каждым новым интерном, каждый год. Дальше должно произойти вот что: я иду в почтовый кабинет, меня маринуют у стойки минут пятнадцать, а потом объявляют «а вот и твоя очередь». Обхохочешься, правда?
Сообразив, как подшутить над ними в ответ, я с решительным видом выхожу из офиса, перекусываю в буфете и отправляюсь назад в отделение.
Час спустя перезваниваю Мэри 2.
– Тебя хочет видеть мистер Пайк, – говорю ей.
При звуках моего голоса она начинает хихикать, но вдруг останавливается.
– Это еще зачем?
– Пока я дожидался в почтовом кабинете, в отделении умер пациент, и теперь он хочет знать, зачем ты отправила меня туда. Он винит во всем тебя, потому что ты услала меня из отделения.
Она ошарашенно молчит. Мне слышно, как Мэри 1 спрашивает, что случилось. Заставляю ее поволноваться еще пару секунд.
– С первым апреля! – выкрикиваю в трубку.
Мэри 2 взвизгивает в ответ:
– Ах ты, поросенок, и правда меня подловил! Ну погоди, дай мне только до тебя добраться, я тебя убью! – хохочет она.
– Ага, но только в свою очередь, – отвечаю ей и вешаю трубку.
Пятница, 2 апреля
Мы с Рэйчел выходим на перекур, и вскоре к нам присоединяется доктор Палаши.
– Вы были очень добры, – говорю я ему.
– Ты о чем? – спрашивает он, прикуривая сигарету.
– О Морисе и вашем пожертвовании. Консультанты ведь даже не пользуются дежуркой, вы и правда не должны были…
Он смотрит на меня с легким недоумением.
– Почему все вокруг меня об этом спрашивают? Льюис решил, что я пожертвовал 500 фунтов или вроде того в какой-то фонд, который он организовал. Он что, считает меня сумасшедшим? Я собирался дать десятку, но пока не успел. На меня деньги с неба не сыплются, – со смешком замечает он.
Я бросаю взгляд на его Rolex, но предпочитаю промолчать, чтобы не показаться грубым.
– Бог знает, кто на такое способен. С полной уверенностью могу сказать тебе одно – это не я, – говорит он, делая глубокую затяжку.