Июль
Четверг, 1 июля
Миссис Майчек всю жизнь работала и откладывала деньги. На следующей неделе ей исполняется 94 года.
– Просто дайте мне умереть у себя дома. Вы же не против, дорогой мой? – просит она доктора Пайка. – Я не хочу в дом инвалидов, у меня есть свой дом, очень хороший.
Он игнорирует ее мольбы.
– Для вас там небезопасно, – отвечает доктор Пайк.
У меня сердце разрывается от этой сцены. Миссис Майчек несколько раз падала, и это ее четвертая госпитализация за последний год, поэтому было решено, что она не может вернуться в свой маленький загородный домик, где жила всю сознательную жизнь. Она стала рассеянной и забывчивой, но дом свой хорошо знает и хочет вернуться туда.
– Боюсь, это невозможно, – говорит доктор Пайк. Хотя бояться тут следует миссис Майчек, и я понимаю почему.
Доктор Пайк отворачивается и, увидев мое лицо, пожимает плечами.
– Это шоу-бизнес, – говорит он.
Я стискиваю зубы. Часть меня твердит, что мы должны отправить ее домой, и пусть уж лучше она упадет там и умрет, чем будет заживо гнить в казенном учреждении, где все ей чужое. Разве не лучше будет прожить меньше, но в родном доме, полном воспоминаний, где она знает каждую мелочь, чем протянуть еще пару лет в совершенно незнакомой среде? Но я понимаю, что при современном законодательстве, оградительной медицине и принудительном уходе это не вариант. Как только она попадет в дом инвалидов, дороги домой уже не будет. Домик, принадлежащий ей, продадут, чтобы платить за уход, который она станет получать.
Как так выходит, что в зависимости от места жительства и диагноза человек может получать уход бесплатно, в то время как другим приходится за него платить? Глядя на стариков, которые не могут жить самостоятельно и нуждаются в уходе, начинаешь думать, что основополагающий принцип Национальной службы здравоохранения – бесплатные медицинские услуги всем и каждому – в нашей стране давно позабыт.
Корни нынешней ситуации уходят во времена основания Национальной службы здравоохранения, и чтобы понять, почему так происходит, надо заглянуть в прошлое.
Послевоенное лейбористское правительство с его утопической идеологией хотело обеспечить старикам такой уход, который раньше считался привилегией богатых. До того как государство взяло на себя решение данного вопроса, те, кто мог себе это позволить, жили в отелях, где за ними при необходимости ухаживали частные сиделки; большинство же оставалось дома на попечении семьи, либо вообще полагалось на милость благотворительных организаций. Акт о Национальной службе здравоохранения от 1946 года и Акт о Национальной программе социального обеспечения от 1948-го были призваны избавить общество от этих пережитков прошлого. По крайней мере, в теории. На практике же они, хотя и ненамеренно, создали две параллельных системы. Национальная служба здравоохранения обеспечивала предоставление бесплатной медицинской помощи, в то время как по условиям Акта на местные власти ложилась ответственность за создание вспомогательной системы для людей, нуждающихся в «помощи и присмотре» или «персональном уходе». К последней категории относились те, кто, подустав от жизни в одиночестве, хотел бы переехать в некое подобие отелей, где за ними будут присматривать – но такие услуги предоставлялись на платной основе. Речь не шла о том, что в их число попадут инвалиды, такие как миссис Майчек. Хотя замысел в обоих случаях был исключительно достойный, эти два законодательных акта оставили лазейку, которой последующие правительства не замедлили воспользоваться.
Проведя различие между «больными» с медицинской точки зрения и просто людьми, желающими «помощи и присмотра», они заложили основу для будущего смещения этой черты, чтобы заставить большее количество пациентов оплачивать услуги по уходу. Когда Национальная служба здравоохранения принялась сокращать расходы, зыбкая граница между медицинским уходом и персональным уходом была передвинута. К примеру, человек, перенесший инсульт, может нуждаться в помощи с одеванием и мытьем. Но это, по нынешним критериям, персональный уход, и оказывается он на платной основе, несмотря на то что потребовался по медицинским причинам. Если же пациент страдает длительным и тяжелым заболеванием, он может претендовать на получение ухода по программе Национальной службы здравоохранения, не платя за него ни пенни. Однако со временем критерии отбора в программу также были изменены, и большинство пациентов перевели на «персональный уход», который надо оплачивать.
Миссис Майчек требуется помощь с мытьем и одеванием, ну и иногда по дому. Из-за частых падений она подпадает в категорию повышенного риска и нуждается в медицинском присмотре. Все это связано с проблемами со здоровьем, но она не подпадает под критерии программы с государственным финансированием, потому что услуги, в которых она нуждается, считаются «персональным уходом». Вот так и получается, что человек, работавший всю жизнь, плативший налоги в Национальную службу здравоохранения, а потом ставший инвалидом, оказывается участником лотереи, в результате которой может быть вынужден платить за необходимый уход в зависимости от уложений, действующих в его регионе. Все это мало способствует стремлению работать и откладывать деньги.
Пятница, 2 июля
Максина от восторга крепко вцепляется в мою руку.
– Доктор Палаши мне только что рассказал. Поверить не могу!
Глаза у нее огромные, как блюдца.
– Я ужасно рада, что его вывели на чистую воду!
Похоже, Максина только-только узнала про стычку Руби с Любимчиком в буфете и его ниспровержение.
– Я чувствовала, что что-то происходит. Он ходил такой пришибленный, это все заметили. Уже не порхал туда-сюда по больнице, тряся перед всеми своей ширинкой, – говорит она, откидываясь на спинку стула и, словно школьница, крутя локон на пальце. – Честное слово, он ни одной юбки не пропустил! Вот почему я его всегда ненавидела.
– По-моему, он вообще никому не нравится, что меня не удивляет, с учетом его поведения, – отвечаю ей, разыскивая нужные снимки.
– Только не пойми меня неправильно, я ненавидела его вовсе не потому, что он не попробовал со мной. Но вообще, он ко мне ни разу не прикоснулся, никогда не заигрывал, да что там – не подмигивал даже! Это меня ужасно выводило из себя, вот же мелкий засранец! Ну скажи, разве со мной что-то не так? – спрашивает она, громко фыркнув.
Я, однако, решаю, что оглашать сейчас весь список будет грубовато, и предпочитаю промолчать.
Понедельник, 5 июля
Считается, что у докторов должна быть фантастическая память. Ее тренируют в университете, нагружая нас невероятным количеством фактов и цифр, которые затем требуется как-то припомнить на экзаменах. Конечно, все забывают длиннющие столбцы бесполезных латинских названий уже по дороге от экзаменационной аудитории до ближайшего паба. Однако это неплохая подготовка, ведь когда ты станешь интерном, все будут считать, что ты должен помнить кучу деталей из биографии и истории болезни каждого пациента. Свидетельством тому ежедневные обходы, когда консультант ожидает, что я готов с ходу выложить ему любые сведения про человека, лежащего перед ним на койке.
